Я открыл шкафчик, на который она указала, и обнаружил там пару небольших с логотипом «Канада Драй».[63]
Мне нравится звук «буль-буль-буль», с которым содовая попадает на лёд; этот звук всегда поднимает мне настроение. Своим кошачьим обонянием я чувствовал резкий запах духов Линн Питерсон. Это также бодрило. В конце концов, эта случайная встреча оборачивалась не так уж плохо.— За нас, — сказала Линн и чокнулась ободком своего бокала с моим. Затем она прислонилась спиной к раковине и окинула меня оценивающим взглядом. — Ты не похож на сыщика, — сказала она, — ни на частного, ни на кого другого.
— А на кого я похож?
— Трудно сказать. На игрока, наверное.
— Я известен участием в странных играх.
— Выигрывал?
— Не так уж часто.
Выпитое медленно распространяло своё тепло внутри меня, как солнечный свет струится по летнему склону.
— Вы знаете Клэр Кавендиш? — спросил я, хотя, возможно, и не должен был. — Подружку Нико.
Она рассмеялась так резко, что едва не поперхнулась своим напитком.
— Ледяная дева? — хрипло сказала она, глядя на меня с недоверчивой улыбкой. — Его
— Так мне сказали.
— Ну, тогда, наверное, это правда. — Она снова рассмеялась и покачала головой.
— Она тоже была там, в клубе, в ту ночь, когда погиб Нико.
— Она была там? Не помню. — Теперь она нахмурилась. — Это она наняла тебя, чтобы ты сунул свой нос в то, что случилось той ночью?
Я сделал ещё один глоток лучшего изделия мистера Дьюарса. Этот внутренний солнечный свет с каждой минутой становился всё ярче.
— Расскажи мне, что случилось в морге, — попросил я.
Она снова смотрела на меня, как и тогда, когда впервые увидела.
— Что значит «что случилось»? Они привели меня в белую комнату, откинули простыню, и там был Нико, мёртвый, как индейка на День благодарения. Я прослезилась, полицейский похлопал меня по плечу, меня вывели, и всё.
— Какой полицейский? — спросил я.
Она подняла плечи, а потом позволила им опуститься.
— Я не знаю, какой полицейский. Он там был, он спросил меня, не мой ли это брат, я сказала «да», он кивнул, и я ушла. Копы есть копы. Для меня они все на одно лицо.
Я почти услышал, очень тихий звук, как будто на улице перед домом остановилась машина. Я не обратил на это внимания, хотя следовало бы.
— Он не называл вам своего имени?
— Если и называл, то я его забыла. Послушай, Марлоу, что всё это значит?
Я отвернулся от неё. Я подумал, не рассказать ли ей то, что рассказала мне Клэр Кавендиш, о том, как в тот день она видела Нико, спешащего сквозь толпу на Маркет-стрит в Сан-Франциско? Могу ли я рискнуть? Я уже собрался заговорить, не зная толком, что сказать, как вдруг заметил странное выражение её лица, с которым она смотрела через мое плечо. Я обернулся, как раз тогда, когда задняя дверь открылась и в комнату вошёл парень с пистолетом в руке. Мексиканец. За ним шёл второй. Пистолета у него не было. Но он выглядел так, как будто он ему и не был нужен.
Я так и не узнал их имен. Для удобства я мысленно назвал их Гомес и Лопес. Как я сразу понял, ни моё удобство, ни чьё-нибудь ещё не стояло на первом месте в списке их приоритетов. Гомес был мозгами, какими бы они ни были, а Лопес — мускулами. Гомес был невысокого роста, коренастого телосложения и довольно грузным для мексиканца, в то время как Лопес был тощ, как гремучая змея. Старик на другой стороне улицы сказал, что на них были стильные костюмчики, но его портновскому суждению, как я заметил, довериться было нельзя. Гомес был одет в голубой двубортный костюм с широкими плечами, как будто присыпанный пудрой, и галстук, на котором не очень искусно была нарисована полуголая купающаяся красавица. Гавайская рубашка Лопеса была самой кричащей из всех, что я когда-либо видел. Его белые палубные штаны были чистыми, когда их покупали, давным-давно. На ногах у него были грязные носки и сандалии с открытыми носами.
Поймите меня правильно, я ничего не имею против мексиканцев. Большинство из них — мягкие, добрые люди. Мне нравится их еда, пиво и архитектура. Однажды я провёл очень приятный уик-энд в Оахаке, в прекрасном отеле, в компании дружелюбной знакомой дамы. Дни были теплыми, а ночи прохладными, и в сумерках мы сидели в «Сокало», пили солоноватую «маргариту»[64]
и слушали оркестры мариачи.[65] Вот это моя Мексика. А Гомес и Лопес пришли из другого места. Я бы предположил, что они пришли из района одного из самых неспокойных городов сразу к югу от границы. Я слышал, как у Линн Питерсон перехватило дыхание при их виде. Наверное, и у меня перехватило дыхание. В конце концов, зрелище того стоило.