Осенью ее Хулан был впервые под седлом, и конечно, Мелексима попросила Бату сопровождать ее на конной прогулкой. А когда супруга о чем-то просила, даже Великий хан не мог ей отказать. Мелексима дарила радость каждому, кто находился рядом с ней ― Буяннавч, которая захворала в начале зимы, и пугала внучку Ганбаатара; служанкам, которые прониклись к черноглазой Госпоже искренней любовью; слуги хана ― вечно угрюмый и серьёзный Субэдэй, Хостоврул и Жаргал были расположены к Мелек не меньше, чем она к ним.
Но больше любви, конечно, получал и видел только Великий хан. Он был объектом ее любви, ее страстью и нежностью. Батый думал, что такая сильна любовь будет давить на него, но Мелексима была осторожна. Была рядом, когда он в ней нуждался, и даже в те мгновения, когда он был занят делами Орды, а Мелексима сидела рядом и занималась каким-то делом, она не была помехой. Рядом с ней ― возможно, мурлыкающая какую-то тихую песенку и изредка бросающая на него взгляд ― все становилось лучше и легче.
Других не было. И быть не могло.
Мелексима легко бежала по белому снегу, приподняв платья, а за ней пыталась угнаться Сарай. Для женщины в положение Мелек передвигалась необычайно быстро, и монголы едва успевали кланяться ей, пробежавшей мимо них в голубом платье с черными элементами.
― Госпожа, не бегите так, вы же беременны, ― выдохнула Сарай, когда они остановились напротив шатра хана. Стражники низко поклонились и не спешили поднимать глаза на хановскую супругу. Мелексима, быстро отдышавшись, откинула кудри на спину и, придав себе самый что ни на есть гордый вид, прошла внутрь.
В шатре воцарилась тишина. Мелексима глядело холодно, непроницаемым взглядом обвела присутствующих. Сидящие монголы тут же встали, поклонились. Но они были девушке вовсе не интересны ― около четырнадцати людей в русской одежде и не разукрашенными лицами привлекли ее внимание куда больше.
Она прошла и поклонилась.
― Великий хан, ― произнесла она. Она держала голову гордо, показывая всем, что перед ними непростая девчонка, а Госпожа, супруга Великого хана. Но тем не менее, чувствуя на себе пристальный взгляд черных глаз, она начинала невольно робеть. ― Простите мне мое опоздание.
Батый величественно кивнул ей. Русские непонимающе переглядывались между собой ― они не знали, кто такая Мелексима.
― Мелексима, ― сказал хан. Черноглазая не боялась ― перед всеми он ее отчитывать не будет, Батый уважал ее и никогда бы так не унизил. ― Рязанцы прислали дань. Посмотри, может тебе что-то приглянется.
Девушка развернулась и в абсолютной тишине ее украшения звякнули. Она подошла к русским. Впереди стоял крупный, немолодой мужчина. Он явно волновался, другие же испытывали совершенно разные чувства ― кто-то из них боялся (невысокий и лысый мужчина), кто-то казался старался незаинтересованным, кудрявый черноволосый юнец выглядел слишком уж высокомерным. Черты светловолосого красивого юноши показались Мелек смутно знакомыми, но она не стала заострять на них внимание больше, чем следовала.
Когда она подошла, тихо шурша одеждами, мужчина перед ней явно растерялся. Он не знал, кланяться ли Мелек или нет, да и кем она собственно была. Девушка оглядело которые сундуки и парой ловкой движений перебрала несколько монет в сундуках, высматривая украшения.
― Эта кто? ― услышала она шепот за спиной. Она слабо улыбнулась и посмотрела на хана.
― Понятия не имею, ― ответил другой мужской голос. ― Сестра, может дочь. Или жена.
Мелек сдержанно усмехнулась. Русскую речь поняла не одна она, но взгляд Хостоврула на Батыя она скорее угадала, чем увидела.
― Это ― наша Госпожа, Мелексима, супруга Великого хана, ― внезапно услышала она и посмотрела на Хостоврула. Монгол говорил на русском, и по взгляду Батыя она поняла, что представил он ее правильно. Она еще раз оглядела сундуки, словно не замечая этого движения, который отдал полный мужчина, по которому рязанцы ей поклонились. Кудрявый кланялся не очень низко и тут же выпрямился. Мелек решила, что он был царевичем или князем.
― Продолжайте, ― сказал Хостоврул, пока Мелексима изучала содержимое сундуков. Взгляд Батыя она чувствовала спиной.
― Князь Юрий просит принять, эти скромные дары, ― сказал боярин, и Хостоврул перевел это. Мелексима откинула крышку одного сундука и прикоснулась к темному меху. В основном, там был мех ― соболиный, лисий. Она посмотрела на хана, который вопросительно незаметно качнул головой. Возможно, напряженные рязанцы это и заметили, однако другие монголы вряд ли. Мелек знала своего супруга куда лучше, чем двенадцать месяцев назад.
― Это хочу, ― сказала она, кивая на сундук с мехами. Жаргал приблизился к ней, провожаемый еще более непонимающим взглядом резанцев и, осмотрев содержимое, остался довольным качеством меха.