Черноглазая (СИ)

Слова были меткими и понятны. Кто-то из шаманов шепнул, что негоже женщине вмешиваться в разговор. Да, на праздниках супруга хана могла вмешиваться в дискуссии и ее мнение считалось авторитетным, но не в тот момент, когда речь шла о чужаках. Ее вмешательство посчитали лишним. Рязанцев не мало удивило то, как произнесены были эти слова ― монголка не могла так владеть русским языком.

Черные, все такие же жгучие глаза Батыя обратились к ней. Мелек стушевались, но не показала этого. Хостоврул бегло перевел фразу и все ахнули еще больше, потому что и предыдущая фраза княжича стала понятной. Мелексима видела, как закутанная девушка затряслась от страха, а потом замерла, словно затаив дыхание. Каждый ― и монгол, и русский ― был готов начать сражение. Мелек заметила, как сверкнул нож в широком рукаве Жаргаля ― если начнется драка, он должен был защищать ее.

По одобрительному кивку Батыя девушка поняла, что сказала верные слова, он на нее не злился за вмешательство. Но теперь его внимание обратилось к русским. За слова глупого ― а возможно, просто горячего княжича ― следовало наказание. Не важно, в каком виде, но он должен был поплатиться за свои слова.

Было видно, что черноволосому было, что ответить. Он уже подорвался, но сильная рука светловолосого мужчины ― которого Мелексима, хоть убейте, знала ― остановила его, и он выпрямился сам.

― Княжич хотел сказать, ― аккуратно начал он, тщательно подбирая каждое слово. Изменить ситуацию было сложно, ухудшить ― легко. ― У нас на Руси есть такая поговорка, возможно, Госпожа о ней слышала, ― Мелек глянула на мужчину с явным интересом. Волосы у него оказались куда темнее, чем ей казалось. ― «Не говори гоп, пока не перепрыгнул».

Мужчина глянул на нее. Она ответила неприязненным взглядом. Батый опустился на край стола и от каждого его движения Мелек в дрожь бросало ― супруг был похож на хищника, готовый в любой момент разорвать дерзких русов.

― Ты думаешь, Великий хан встанет перед кем-нибудь из вас на колени?

― Я думаю, что все вашим станет, если нас не будет, ― сказал русс.

Было не ясно, разгневали эти слова Бату больше, или немного остудили пыл. Мелексима, замершая в напряжении, была готова проголосовать за второй вариант. Все замерли, ожидая приказа о действие: убить их всех или нет.

Смелый русс получил Охранную грамоту.

Это было… удивительно. Видимо, Бату оценил смелость ― или безрассудство ― этого мужчины. Хотя сразу было понятно, что воин ею не воспользуется даже на краю смерти, и все из-за слов, что при вручении сказал Батый. Он повторил слова Мелек ― русские были стадом.

Когда Батый вернулся к ней, а для русских устроили небольшое представление, Мелек шепотом, неуверенно спросила:

― Я зря вмешалась?

Батый глянул на супругу.

― Нет, ― наконец сказал он. ― Ты молодец. Поставила их на место.

Мелексима, польщенная похвалой, улыбнулась. Смотря на то, как танцуют монголки для русских, она улыбнулась и стала покачиваться в такт музыке. Но вскоре принесенные блюда ― ее любимые ― снова завладели вниманием беременной девушкой.

― Я ужасно хочу есть, ― доверительно сообщила девушка. ― В последнее время ― все чаще.

― Это хорошо, ― сказал Батый. Он посмотрел на Мелек и улыбнулся ей одними глазами. ― Ты должна родить мне здорового наследника.

Мелексима покраснела. Она подняла взгляд, скользнула по танцующим, гостям и остановилась на том русском с Грамотой. Он смотрел на нее, внимательными карими глазами и внезапно одними губами произнес «Мелек». И как вспышка молнии в темном небе, Мелек наконец поняла, что в руссе ей не давало покоя.

Его звали Евпатий Коловрат. Она его знала. Он ее тоже.

Комментарий к Глава 8. Женщина хана

дорогие мои, это - заключительная часть, простите) мне очень понравилось работать в этом фэндоме, с этими персонажами, а ваши комментарии - отдельный вид искусства)) спасибо вам большое)

продолжение есть, но оно слишком несуразное

хотя, если кому-то интересно, как Мелексима с русскими по лесам шастала - все может быть, но мне кажется правильным закончить историю на такой ноте)

========== Глава 9. Ошибка или трофей ==========

Только сейчас Евпатий мог оценить то, насколько на самом деле был ужасен характер Мелек. Едва они оказались в тепле, девушка начала самую настоящую тираду, и самое ужасное было в том, что каждое сказанное монгольской госпожой слов было правдой.

― Да помолчи ты уже! ― не выдержал Коркун. Мелексима, закутанная в несколько теплых одежд, и сидящая в дальнем углу несторской пещеры, метнула в него взгляд черных глаз, словно молнией поразила.

― Оставили бы меня дома, не было нужды слушать меня! ― в отличие от многих женщин, голос Мелек не превращался в истерический визг. Нет, Мелек говорила ― а точнее, кричала ― сильным и твердым голосом, до сих пор не охрипнув. ― Вы сами меня с собой потащили! Зачем, спрашивается?!