Черноглазая (СИ)

― Это было сделано в знак моего траура, ― сказала она. Шаманка попыталась заглянуть в глаза своей подопечной, но та смотрела перед собой твердым взглядом.

Конечно то, что красиво одетая Мелексима направилась в шатер Батыя не могло остаться без внимания. Девушка была уверена, что уже к вечеру все будут об этом и знать активно обсуждать, но ей было до этого все равно. Она держала голову высоко и проговаривала про себя советы, которым ее научила Буяннавч.

Сказать, что Мелек не боялась ― соврать. Одна единственная встреча с Чингисханом и жизнь с дедушкой произвела на юную девочку неизгладимое впечатление, поэтому Бату внушал ей такой же страх. По сути, он был необоснованно, но сложно не бояться человека, под руководством которого находится столь огромное войско.

Когда она вошла в шатер, кроме хана там был Субэдэй и еще двое мужчин ― приближенных Хана. Одного из них она знала ― Хостоврул, говорящий на русском. В стане ханов было несколько таких, но именно он пользовался особой расположенностью Батыя. Он пытался вывести Мелек на разговоры, и она дала понять, что язык руссов ей понятен, но говорит она не может не только на нем, но и на монгольском. Второй же был тощим и каким-то маленьким, с вечно выбеленным лицом и синими камешками под глазами.

Она сначала неуверенно замерла, войдя в шатёр, но стоило ее темным глазам столкнуться с не менее темными глаза Батыя, она «оттаяла» и, поклонившись, произнесла:

― Великий хан.

Бату внимательно посмотрел на нее и кивнул на подушку напротив себя. Между ним и Мелек таким образом был стол, а по бокам, чуть поодаль, сидели его верные слуги.

― Садись, ― сказал хан. Мелексима приблизилась, слегка приподняв платье, и аккуратно села. Хан заговорил снова. ― Ешь.

Батый говорил отрывисто и приказами, как он привык. Мелек не обижалась, а спокойно повиновалась. Она ела одна, слуги замерли, словно изваяния, наблюдая за ней, как и Хан. Батый съел совсем немного, и когда закончил он, тут же прекратила и Мелек. Она совершенно не знала, что ей делать и как себя вести.

― Теперь, когда голос к тебе вернулся, ― произнес Батый. ― Скажи: кто ты?

Хан, несмотря на то, что сидел напротив нее, казалось, возвышался над ней, как скала. Тонкое тело, закутанное в голубые шелка. Высокий лоб и длинные, черные прямые волосы. Взгляд карих, как горчичный мёд, глаз вынуждает отворачивать лицо. Вынести его взгляд что-то из ряда невозможного.

― Что Великий Хан хочет знать? ― спросила Мелек. В голове крутилось сотни мыслей.

― Ты рассказывала шаманке о моем деде, ― сказал Батый. На лице Мелек промелькнуло удивление, она кинула быстрый взгляд на Субэдэй, потом посмотрела опять на хана и кивнула.

― Рассказывала, ― подтвердила Мелек. ― Чингисхан часто навещал наш дом, точнее, моего деда. Его звали Ганбаатар…

― Ложь! ― внезапно воскликнул Субэдэй, поднимаясь на ноги. Точнее, даже вскакивая. Возмущенный словами Мелек. Батый посмотрел на полководца, ожидая объяснений столь дерзкому вмешательству. Тот приблизился к хану и сказал:

― Мне доводилось знать Ганбаатара. Он был одним из лучших воинов при вашем деде и отце, но к сожалению, покинул нас еще до вашего рождения. Он…

― Дедушка был ранен на одном из сражение, ― перебила Субэдэй Мелек. В ее черных глазах мелькнуло недовольство ― ей не нравилось, что ее слова ставили под сомнения. ― Он потерял руку и глаз, он стал глухим, и Чингисхан отдал ему самую красивую женщину среди монголок, после чего опустил на свободу. Про это я тоже лгу?

Субэдэй стушевался, но тут же нашелся с ответом:

― Ганбаатар был знаменитым воином, его историю знает каждый.

Батый одним молниеносным движением поднял руку. Мелексима дернулась от того, насколько быстро и резко произошло это движение.

― Молчи, ― приказал хан полководцу. ― Пусть говорит дальше.

Субэдэй замер, но после вернулся на свое место, прожигая Мелек ненавидящим взглядом. Она молчала.

― Продолжай, ― приказал Батый. Мелексима вздохнул.

― И Ганбаатара и его жены родилась дочь ― моя мать. К сожалению, она влюбилась в русса, моего отца. Дедушка ничего не знал об этом ― мама боялась, что тот отречься от нее. Но дедушка смирился с этим выбором дочери, смог полюбить еще не рождённую внучку ― меня.

Мелексима сглотнула. Батый глазами указал на чашу с напитком, предлагая ей немного выпить, и Мелек не стала отказываться.

― Но мой отец изменил матери, и та убила его, и ту женщину, ― Мелек качнула головой. ― Я даже имени его не знала, но теперь это не важно. Мама умерла через три зимы от хвори. Меня растили бабушка и дедушка. Мы жили совсем рядом с руссами, оттуда и язык знаю. Но два года назад умерла бабушка, ― голос девушки дрогнул, она низко опустила голову. ― Мы очень скорбили. А три месяца назад умер и дедушка. Под тем деревом, что меня нашли ― его могила. Ганбаатар всегда считал, что дуб ― символ силы. Он завещал похоронить его под тем деревом, и я не могла ослушаться.