Вскоре в Вену прибыл Ковалевский и вновь встретился со своим подопечным. 8 января 1839 г.6
он представил Джуро послу Д. С. Татищеву, «который очень обласкал его и подарил ему червонец»7. Всем пришелся по душе его статный, «молодецкий» вид. В письме Озерецковский убеждал черногорского владыку в том, что сын «вернаго и храброго Попе Тома» «не в руках чужих людей»8. К письму приложена и небольшая записка, гордо подписанная «Георг», которую мальчик по-русски написал для родителей. С трогательным простодушием он рассказывает, что через три дня уезжает вместе с капитаном Ковалевским, что в Вене он часто ходил в театр и ему было хорошо и весело, что он не знает, как будет в Петербурге, но надеется, если будет хорошо учиться, там тоже будет «весяло». Джуро также пишет, чтобы родители ждали его возвращения в Черногорию «умным учоним»9. Озерецковский считал, что пребывание юного черногорца в России не затянется и «года через четыре» он вернется на родину «образованным молодцем»10. «Приехав в Питер, – обещал он Негошу, – буду его опять часто видеть и после позабочусь о его голове. Вам надобны будут благоразумные слуги»11. Но судьба Джуро сложилась иначе, и «Черногория его своим просветителем не увидала»12.Вернувшись в российскую столицу, Ковалевский получил высочайшую аудиенцию в Аничковом дворце, на которой присутствовал и Джуро. На вопрос императора, кем хочет стать черногорец, тот незамедлительно ответил, что капитаном, как Ковалевский. Тогда, по распоряжению Николая I, он был зачислен в институт Горного корпуса13
.Тем временем Ковалевского ждали новые путешествия – ему предстояла экспедиция в Среднюю Азию. Заботиться о Джуро, уже надевшем кадетский мундир, он поручил старшему брату Евграфу Петровичу и его многочисленному семейству. Об этом Ковалевский сообщил в письме Петру Негошу14
. Интересно, что и Егор Ковалевский, и, особенно, Озерецковский считали своим долгом регулярно извещать владыку о судьбе мальчика, демонстрировать свою заботу о нем. Таким образом, они не просто принимали искреннее и живое участие в судьбе Джуро, но и показывали Негошу, как в России заботятся о черногорцах. В письме от 1 августа 1839 г. Озерецковский вновь сообщает Негошу о своем намерении по возвращении в Петербург лично следить за Джуро и брать его к себе домой по праздникам 15. Однако из-за болезни и других дел он так и не встретился с Джуро в Петербурге, хотя и в следующем письме к владыке от 3 декабря 1839 г. обещал послать за ним на днях16.Институт Горного корпуса был «родным» для семьи Ковалевских. Здесь учился, а позже стал начальником старший брат Евграф, сидел на студенческой скамье младший – Егор. Одновременно с Джуро там учился родной племянник братьев, Павел Михайлович Ковалевский, оставивший любопытные воспоминания о своем черногорском приятеле. В частности, он пишет, что тот с первых же дней сумел проявить «свои мускульные способности»:
«– Джуро! Скажи: много жен у твоего Владыки? – дразнили его приставалы.
– Владыко же́ны не имеет! – гремел черногорец и бросался тузить кого не попало».
Племянник Егора Петровича с ностальгией вспоминает и другие проказы:
«В классах им травили нелюбимого учителя немецкого языка.
– Джуро! Ведь это австрияк!
И Джуро кидался, скрежеща зубами, на учителя; с трудом успевали его оттаскивать»17
.Учение продвигалось с трудом. Особенные проблемы вызывала математика, а если верить П. М. Ковалевскому, «из всех предметов, входивших в круг познаний тогдашнего горного офицера, он оказал способности к одной маршировке»18
. Из девяти классов корпуса Джуро прошел только два, «и то после нескольких лет приспособления к каждому».В институте жизнь била ключом. Джуро принимал участие в театральных постановках, которые ставились силами кадетов к праздникам. Каникулы черногорец проводил вместе с многочисленным гостеприимным семейством Евграфа Петровича, а вот своего опекуна видел очень редко, если вообще видел за все время обучения. Впрочем, Егор Петрович интересовался успехами воспитанника, иногда писал ему и присылал подарки на Рождество19
.Когда оставаться в кадетском звании больше не было возможности, встал вопрос о дальнейшей судьбе черногорца. Знаний, усвоенных им, было недостаточно, чтобы стать специалистом, полный курс обучения он так и не завершил. Военная служба была единственной дорогой, которая перед ним открывалась. Давидовича взял под свою опеку еще один брат Ковалевских – Петр Петрович, командир артиллерийской бригады20
. Вместе с ним Джуро отправился в действующую армию на Кавказ. Правда, под непосредственным начальством Ковалевского он не служил, его определили в Ставропольский егерский полк. На Кавказе черногорец находился и во время Крымской войны.О путешествиях Егора Петровича Джуро узнавал из газет, переписываться было трудно, ведь тот почти все время был в отъезде21
. Вновь Ковалевский встретился со своим «питомцем» только 4 января 1857 г. в Петербурге. Наставляя Джуро добиваться наград, он снабдил его средствами, необходимыми для возвращения в полк на Кавказ.