В конце XIX в. в Россию стали посылать и девушек, которые поступали в Женский медицинский институт в Петербурге, а также в Левашевский пансион в Киеве, Кушниковский девичий институт в Керчи, Славянский питомник в Одессе, женскую гимназию в Астрахани и в др. Интересно отметить, что большая часть учебных заведений, доступных девушкам из южнославянских стран, была на юге Российской империи. В Комиссии не забывали о том, что климат России для уроженцев Балкан был слишком суровым (см. Приложение 2). Для черногорок возможность учиться в России значила больше, чем для других южных славянок. Женский вопрос в княжестве имел особую историческую окраску. Племенной уклад народной жизни, еще довольно прочный на рубеже XIX–XX вв., подразумевал самый низкий социальный статус женщин. В патриархальных черногорских семьях жены, дочери и сестры выполняли тяжелую физическую работу в доме и в поле, не имели права решать свою судьбу – за них это делали родители или мужья – ив силу такого положения чаще всего не имели доступа даже к начальному образованию. Известный исследователь П. А. Ровинский в многотомной монографии «Черногория в ее прошлом и настоящем» писал о том, как неохотно соглашались в семьях отпускать девочек даже в начальную школу. Правда, в княжестве много лет успешно работал Мариинский женский институт, находившийся под покровительством русского двора, но он не мог вместить и малой доли всех, кто хотел бы там учиться. Поэтому редкий счастливый случай уехать в Россию и получить там специальное образование был для черногорских девушек почти равен чуду.
Лица, которые так или иначе сталкивались с проблемами размещения славян в российских учебных заведениях, относились к делу неформально и с большим энтузиазмом, изыскивая все новые возможности помочь молодежи, желающей учиться. Упомянутый в письме Комиссии по образованию южных славян Ф. Минков (см. Приложение 3), руководитель специального пансиона для черногорских мальчиков, в котором в течение нескольких месяцев готовили к поступлению в кадетские корпуса России, поддерживал активную переписку с российской дипломатической миссией в Цетинье и передавал новейшую информацию о том, какие школы в России могли бы принять черногорцев. Например, 14 июня 1893 г. он сообщал К. М. Аргиропуло: «Я ездил с министром народного просвещения в Новую Александрию (Варшавский учебный округ), где открыт Агрономический лесной институт… Институт… мне очень понравился – это земной рай; и для наших славян нельзя было бы приискать более удобное место…
Я думаю, что для развития земледелия и лесоводства в Черногории не мешало бы пока иметь хотя одного черногорца в этом институте, но необходимо, чтобы он окончил у себя на родине или в России среднее учебное заведение и знал русский язык, и был не моложе 18 лет. В институт принимаются только русские подданные, но я беру на себя почин выхлопотать у г-на министра народного просвещения принять и черногорского подданного. Я постараюсь поставить дело воспитания черногорцев на должную ногу, чтобы оно впоследствии приносило стране пользу» [АОНМЧ. Ф. Принов. рук., 1893, фас. XLI, д. 1–2].
Вообще, о том, как работалось Ф. Минкову с черногорскими юношами, следует сказать отдельно. Его воспитанники после многомесячного пребывания в пансионе обычно успешно сдавали экзамены и поступали в кадетские корпуса. Но это давалось немалым трудом, так как многие из кандидатов были слабо подготовлены к обучению в России, а посылавшие их чиновники не всегда соблюдали правила, принятые Комиссией (см. Приложение 6). Тем не менее, письма Ф. Минкова, сохранившиеся в архивах, свидетельствуют о его неизменном стремлении помочь всеми силами юным черногорцам, желающим учиться в русских кадетских корпусах, а также о его неиссякаемом добродушии. К чести черногорского правительства нужно добавить, что заслуги Ф. Минкова не остались незамеченными – он был награжден князем Николой за вклад в дело просвещения черногорцев.
В Россию приезжали не только те, кто получил стипендию от Комиссии по образованию южных славян, но и так называемые «питомцы», воспитанники князя Николы. Эти юноши должны были жить и учиться на средства, выделенные черногорским двором. В разные годы их число было разным, но проблемы у них были почти одни и те же. Черногорское княжество в конце XIX в. находилось в исключительно тяжелом финансовом положении, имело непосильные внешние долги. Поэтому про своих воспитанников князь часто «забывал», и те, не получая финансовой поддержки с родины, оказывались в отчаянном материальном положении. Редкие подарки со стороны членов княжеского семейства не могли компенсировать того, что пособие названным студентам не выплачивалось месяцами (см. Приложение 7).