ЧЕРНОКНИЖНИК

ощупь.   Тьма   была   плотной   и   душной.   Эльга   несколько   раз   открыла   и   закрыла   глаза.

Никакой разницы.

Вернувшись в комнату, она села на сундук у двери. Теперь, когда стало ясно, что ее

затея с масляной лампой провалилась, и нет никакой надежды прогнать тьму, она вдруг

обнаружила, что может думать о чем-то еще, кроме своих страхов. Тьма играла с ней, как

кошка  с мышью. Возможно даже,  ей удастся  дожить до утра.  Возможно,  ее  оставят в

покое,   если   она   будет   вести   себя   так,   как   вела   всегда.   Если   она   ляжет   под   одеяло   и

притворится,   будто   бы   спит.   Возможно,   ей   позволят   опять   научиться   не   обращать

внимание на тьму, затем позволят забыть, а затем позволят забыть о том, что она что-то

забыла…

Это было бы проще всего. Эльга уже собиралась так и поступить, но…

«Уилар  говорил,   что   если   сделать   то,   чего   больше   всего  боишься,   что-то   может

измениться, — пришла сумасшедшая мысль. — Темнота охотится за мной. Что, если я

начну выслеживать ее так же, как она выслеживает меня?..» Как только появилась эта

мысль,   пришло   и   ясное   осознание   того,   насколько   опасным   может   быть   это   занятие.

Вполне   возможно,   что   до   сих   пор   она   оставалась   живой   только   потому,   что   тьма

относилась к ней с пренебрежительным снисхождением, как и ко всем остальным людям

на земле. Но если она перестанет делать вид, будто тигра нет с ней в одной клетке, игра в

поддавки закончится. И либо тигр разорвет ее, либо…

«Либо  я   стану  такой   же,   как   Уилар,   —   подумала   Эльга.   —   Я   больше   никого   и

никогда не буду бояться. Я смогу идти туда, куда захочу, а не просто плыть по течению».

«Но, — ее разум сделал последнюю попытку воспротивиться этому безумию, — как

я узнаю, что именно нужно делать? Любая ошибка может привести меня к поражению, а я

даже не знаю, с чего начать!..»

Но она подавила этот голос. Если принять за основу, что она должна сделать именно

то, что ее пугает, все остальное становилось вполне очевидным. Эльга оделась и обулась.

Открыла ставни. Все окна были черными, как будто бы город полностью вымер. Луны не

было видно, в воздухе кружил снег — первый снег в этом году. Эльга перелезла через

подоконник,   встала   на   карниз,   добралась   до   угла,   где   бревна   деревянного   дома   были

сложены крест-накрест и осторожно, ежеминутно рискуя упасть, спустилась на землю.

Если бы кто-нибудь спросил у нее, почему она выбрала такой странный способ для того,

чтобы покинуть спальню, она бы не смогла ответить — хотя бы потому, что на самом деле

ничего не выбирала. Начиная охоту за Тайной, она перестала рационально оценивать свои

поступки:   ей   пришлось   приложить   слишком   много   сил   для   подавления   протестов   со

стороны разума, чтобы теперь обращаться к его помощи.

Она по-прежнему боялась тьмы, боялась боли, боялась того, что ее ждет, но в ней

произошла   странная   метаморфоза:   какая-то   часть   ее   личности   отстранилась   от   Эльги-

трусихи   и   теперь   как   будто   бы   наблюдала   за   происходящим   со   стороны.   По   следу

собственного   страха,   как   охотничья   собака,   Эльга   бездумно   продвигалась   к   тому,   что

являлось источником страха — к Тайне и тьме. На улицах Кэтектона по-прежнему никого

не   было.   Здоровенная  псина,  рывшаяся  в  отбросах,  при  виде   девушки  подняла  голову

вверх и тоскливо завыла.

Несмотря на то, что шел снег, воздух был на удивление теплым. Ветра не было.

Снежинки таяли, едва касаясь земли. Черный город спал беспробудным, мертвым сном.

Мгла заволокла небо, не пропуская ни лунный, ни звездный свет.

Где-то рядом раздались голоса: двое людей, возможно, стоящие в ночном патруле

стражники, вели неспешный разговор. «Это за углом», — подумала Эльга. Но когда она

добралась до перекрестка, то никого не увидела. Улица была пустынна. Голоса, однако,

продолжали звучать. Они проплыли прямо перед Эльгой — невидимые  собеседники в

пустом   городе.   Пустота,   установившаяся   в  ее   голове,   дрогнула   и  едва   не   рассыпалась

обломками мыслей, но Эльга сумела запретить себе думать о том, что видит и слышит. На

дороге, которую она выбрала, с ней могло произойти все, что угодно. Отвлекаться было

нельзя.

…Она брела, спотыкаясь, по переулку до тех пор, пока не наткнулась на показанный

Свидетелем закуток. Здесь было совсем темно. Подвального окошка не было видно, но

Эльга точно помнила, где оно должно находиться. Она присела на корточки,  но этого

оказалось недостаточно. Тогда она легла в грязь, и, ничего не видя, на ощупь вползла

внутрь.

Туннель оказался длинным и абсолютно беспросветным. Стены были покрыты чем-

то мягким и липким, похожим на хлопья плесени или паутины. Здесь было тепло и душно,

пахло   сыростью   и   разложением.   Приступ   клаустрофобии   едва   не   заставил   ее

остановиться.   Прекратить   движение   ей   не   дала   одна-единственная   мысль:   если   она

перестанет ползти, будет еще хуже. В какой-то момент ей представилось, что она ползет