ЧЕРНОКНИЖНИК

Уилар   не   ответил,   но   когда   монах,   продышавшись,   подхватил   с   земли   вилы   и

довольно лихо крутанул ими в воздухе, насмешливо посмотрел на него, не делая попыток

ни   напасть,   ни   защититься.   Неизвестно,   что   прочел   монах   в   его   взгляде,   но   вилы   он

опустил и процедил сквозь зубы:

— Клянусь, если бы я только не был слугой Господа!..

— Если бы ты им не был, вряд ли бы мы встретили тебя в этом месте, — резонно

заметил Уилар, расседлывая лошадей.

— Если бы не мои обеты!!! — сжимая вилы в руках, монах тоскливо посмотрел на

небо. — Таких как ты, в прежние дни я резал на ремни по трое за раз!..

— Не переживай, никто не собирается грабить твой монастырь. Переночуем и завтра

утром уедем.

Когда   Уилар направился  к  большому каменному дому,  примыкавшему  к церкви,

Эльга схватила свою сумку и поспешила за ним — ей ни на минуту не хотелось оставаться

рядом с мрачным монахом, который, очевидно, в своей прошлой жизни был наемником

или солдатом какого-нибудь барона… в лучшем случае.

— Предупреждаю в последний раз — убирайтесь, — прохрипел монах им в спину.

— Говорю для вашей же пользы.

Уилар показал пальцем на большие окна на первом этаже.

— Что это? Трапезная?.. Надеюсь, у вас найдется что-нибудь, чем можно промочить

горло?

— Вы ничего не получите!

— Значит, возьмем сами.

Вина   в   трапезной   не   нашлось,   зато   оно   обнаружилось   в   погребе   —   в   изрядных

количествах. Уилар нацедил полный кувшин из бочонка, наполнил кубышку солеными

овощами, жестом велел Эльге прихватить связку колбас и двинулся наверх.

Монах сидел за столом, мрачно уставившись перед собой. При появлении на столе

выуженной из погреба снеди он презрительно скривился:

— Да вы, я вижу, обыкновенное ворье… Но, как сказано в Книге Жизни, все, взятое

неправедно, обернется во вред берущему.

Эльга села за  стол молча, не смея  поднять на  монаха глаз.  «А ведь он прав,  —

подумала она. — Так нельзя».

—   Ошибаетесь,   —   сказал   Уилар,   наливая   себе   вина.   —   Воры   действуют   тайно,

скрываются, боятся. А мы, как видите, не таимся.

— Невелика разница!..

— Такая же, как между грабителем на большой дороге и бароном, стригущем деньги

со всех проезжих. Разница невелика, вы правы. Но она есть.

Монах поднял глаза.

— Не боитесь, что я позову людей?

— Зовите, — Уилар пожал плечами, разжевывая кусок колбасы. Поскольку монах не

двинулся с места, он полюбопытствовал:

— Вы бы представились, что ли?.. У вас такое лицо, любезный, что если бы не эта

ряса, вас самого за бандита можно было бы принять.

— Я Эвард, брат-привратник, — ответил монах. — А что до этого, — он коснулся

шрама на лице, — то прежде, чем уверовать, вел я жизнь неправедную и пагубную. Но

милостив Пресветлый, не допустил моей душе погибнуть!.. Может быть, не допустит и

вашей погибели, если, покаявшись, оставите стезю греха.

— Знаменательно, — сказал Уилар, — что в монастыре, основанном господином

Эвардом Сольготом, по сути — обыкновенным грабителем и убийцей, по прошествии ста

лет последним монахом остается человек по имени Эвард, который в недалеком прошлом,

по собственному же признанию, также был работником ножа и топора.

Монах напрягся и процедил:

— Ах ты…

— Любопытное совпадение, не правда ли? — Уилар раскусил соленый помидор.

—   Я   изменился,   —   с   тихой   угрозой   произнес   Эвард-привратник.   —   Да,   я   был

обыкновенным   разбойником,   когда   десять   лет   назад   попросил   убежища   в   монастыре.

Настоятель Тельбарт не отказал мне и не выдал лесной страже, хотя те очень желали

получить   мою   голову.   И   в   то   время,   пока   я   был   вынужден   оставаться   в   монастыре,

Тельбарт и другие монахи разговаривали со мной… И когда лесная стража ушла, я тоже

мог уйти, но я остался. Через два года я был пострижен. Я забыл свою прошлую жизнь,

как   забыл   свое   прошлое   имя,   получив   новое   —   имя   святого   покровителя   нашего

монастыря… И не тебе, проходимец, оскорблять память святого! Хотя я и оставил свое

прежнее   занятие,   при   виде   людей,   подобных   тебе,   я   порой   жалею,   что   в   моих   руках

пастырский посох, а не топор!

— Святого? — переспросил Уилар, приподняв бровь. — А что такого выдающегося

совершил ваш святой?

— Он распространил истинную веру в этих Богом забытых краях!

— Верно, — кивнул Уилар. — Огнем и мечом.

—   Ничего   лучшего   эти   язычники,   не   раз,   не   два   и   не   три   отвергавшие

джорданитскую церковь, и не заслуживали! Они творили богопротивные обряды, служили

демонам, занимались порчей и колдовством! Даже и теперь, по прошествии стольких лет,

многие из них втайне оставляют узелки на деревьях, другие ставят за порог дома блюдце с

молоком,   а   третьи,   собираясь   в   лес,   рисуют   на   земле   святой   символ   и   растирают   его

ногами, силясь добиться покровительствах у демонов, до сих пор еще обитающих в чащах

— у леших и русалок!

— Я нисколько не собираюсь как-либо оправдывать этих невежественных крестьян

в ваших глазах и дискутировать на тему, являются ли лешие, русалки и домовые демонами