ЧЕРНОКНИЖНИК

короткими периодами блаженного тепла и сытости, если им случалось останавливаться в

трактире.   Она   слишком   уставала   за   день,   чтобы   вечерами   думать   о   чем-либо   или

расспрашивать Уилара о волшебстве. Но однажды он сам заговорил с ней.

— Ты впадаешь в апатию, — сказал он, остановив лошадь на вершине холма.

Что   такое   «апатия»   Эльга   не   знала,   но   общий   смысл   был   ясен.   Возразить   было

нечего — да и можно ли ожидать чего-либо иного после долгой скачки по промерзшей

земле, мимо черных голых деревьев? Они двигались на север, навстречу наступающей

зиме,  оставляя  по  правую руку  предгорья,  за  которыми  начинался  Партграут,  Нижний

Хребет.

С некоторым трудом — ныли все мышцы — Эльга пожала плечами.

— Это дорога…

— Нет, — Уилар покачал головой. — Дело в желании.

— Что?..

— Ты желаешь жить в мире, где ничто от тебя не зависит. К этому направлена твоя

воля. И миру не остается ничего другого, как следовать твоим желаниям.

— Вы хотите сказать, что я устаю потому, что сама хочу этого?

Колдун кивнул. Эльга недоверчиво покачала головой. Она хотела добавить: «Это

полная чушь», но вовремя прикусила язычок. Нельзя забывать, с кем она разговаривает.

Если у Уилара плохое настроение, эта короткая фраза вполне может стать ее некрологом.

— Мир — нечто большее, чем тебе кажется, — сказал чернокнижник. — И сама ты

— нечто  большее,  чем   то,   что  ты есть.   Твое  желание,  как   и  желание   любого другого

человека   —   желание   не   как   эмоция,   а   как   акт   воли,   пусть   даже   и   неосознанный   —

способен изменить этот мир также легко, как горшечник меняет форму куска глины.

— Значит, этот мир — всего лишь фантазия? Сбудется все, что я пожелаю?

—   Нет,   не   фантазия.   Кусок   глины   реален,   от   горшечника   зависит   лишь,   какую

форму он ему придаст.

Эльге неожиданно пришла в голову мысль, которую она поспешила высказать:

—   Но   ведь   недостаточно   только   желать   вылепить   кувшин!   Нужны   еще   руки,

которые проделают эту работу…

— Тэнгам — твои руки.

— Но ведь тэнгам есть не у всех! А вы говорите — желание любого…

— Поправлюсь. Свободный тэнгам, не задействованный на то, чтобы делать стены

этого мира как можно тверже и выше. У некоторых людей — таких, например, как ты,

изначально есть немного свободного тэнгама. О таких людях говорят, что у них есть Дар.

И   учить   колдовству   их   обычно   куда   легче,   чем   остальных.   Но   возможность   накопить

свободный   тэнгам   потенциально   есть   у   всех.   Однако,   даже   если   Одаренные   зачастую

зарывают свой талант в землю, то среди прочих, сумевших развить Дар, и вовсе считанные

единицы.

Порыв ветра едва не сорвал с головы Эльги капюшон плаща. Ее лошадь заржала,

замотала головой и шагнула назад. Придерживая капюшон одной рукой, перекрывая вой

ветра, Эльга прокричала:

— А если я захочу, чтобы сейчас наступило лето?! Мое желание сбудется?..

Уилар пожал плечами и предложил:

— Попробуй.

Они   снова   тронулись   в  путь.   Эльга   думала   о   тепле,   о   солнце,   о  жарком   летнем

воздухе, о душистом яблоневом саде матушки Марго… Уилар и прежде говорил о том,

что воля  человека   способна  изменить мир,  но сегодня  что-то  сдвинулось  в  ней,  слова

чародея обрели какой-то новый смысл. И хотя Уилар был злым, бездушным человеком, на

этот раз он рассказал ей что-то очень важное. Свою связь с мирозданием она ощутила

вдруг очень ясно. Она была частью этого мира, но и мир был частью ее, и управлять

происходящими в нем процессами было не более сложно, чем управлять собственным

телом. Эльга вдруг поняла, что она — как ребенок, пытающийся научиться ходить. Глаза

слезились от ветра, но она больше не пыталась укрыться за тканью плаща. Она вырвалась

вперед;   кобыла,   к   которой   перешло   возбужденное   настроение   хозяйки,   пошла   бодрой

игривой рысью… Эльге казалось, что от всего в мире к ней течет сила, прогоняя усталость

и вязкое отупение последних дней. «Он дал нам этот мир, как дар, — подумала она о Боге,

— и если управлять миром — грех, то не меньший грех — управлять собственным телом».

В этом странном состоянии сознания она почти утратила чувство времени, мили и минуты

пролетали незаметно, принося вместо скуки — радость, вместо усталости — силу. Она

очнулась от того, что изменилось освещение. Переходя в обычный, «бытовой» ритм жизни

она с удивлением поняла, что с момента разговора на холме прошло уже несколько часов,

и близится вечер. Ветер давно стих; всюду была разлита какая-то необыкновенная тишина.

Мглистые   облака,   закрывавшие   в   последние   дни   весь   небосклон,   поредели;   золотое

солнце, склонявшееся к горизонту, целовало своими лучами юную всадницу. Этот свет

сиял ясно и ровно, и не слепил Эльге глаза. Она вдруг поняла, что бездумно улыбается

чему-то   одновременно   далекому   и   близкому,   исполненному   тепла   и   любви…   Это

ощущение   осталось   даже   после   того,   как   всадник   в   черном   плаще,   словно   живое

воплощение тьмы, поравнялся с ней. Некоторое время они ехали вровень, ни о чем не