Чернокнижник (СИ)

Такси — крыльцо — лестница — закуток — вывеска — я вошел. Вот и он, Комментатор, в арестантской своей робе — только оранжевой, а не серой — в тюбетейке, стоит около шкафа, что-то читает.

— Владимир Мингьярович, добрый день, — вежливо поздоровался я. Не следовало, наверное, начинать с места в карьер; тут требовались тонкость и навыки политеса.

— А, Борис, приветствую, — он оторвался от книги и разулыбался, увидев меня: черт его знает, то ли на самом деле обрадовался, то ли прикидывался из вежливости.

— Снимайте пальто, проходите, — все еще улыбаясь, он пригласил меня внутрь — в ту подсобку, откуда возник в прошлый раз. — Пойдемте, налью вам кофе. Погода сегодня не для чаепитий; для крепких напитков, скорее. Вы что предпочитаете в такое время — коньяк, виски?

Только минут через десять, хлебнув конька, я перешел от обсуждения погоды к своему делу.

— Видите ли, — начал я, осторожно подбирая слова, — мне тут Киприадис предложил несколько книг, очень старых, антикварных. Премия за работу. Константин Сергеич сказал, что я могу их продать. — Версия была откровенно слабая, но ничего другого я не придумал, как ни старался. — Так вот, я проехал сегодня по букинистическим магазинам. Почему-то никто не говорит, сколько они стоят.

Комментатор слушал серьезно, внимательно; кивнул с пониманием:

— Давайте посмотрим, конечно. Правда, мне сейчас новые книги не нужны совершенно — эти-то, — он махнул рукой в сторону своих шкафов, — девать некуда. Но вы доставайте, придумаем, как вам помочь.

На три моих тома он глянул мельком, что, откровенно говоря, немного обидело — наверняка ведь не каждый день ему приносят такие раритеты. С другой стороны, кто знает, как давно он с Киприадисом работает — может, и видел уже эти книжки, но брать не стал.

Он выдвинул несколько ящиков в своей тумбочке, порылся там, наконец, нашел замызганную визитку, протянул мне.

— Вот, держите. Это адрес и телефон одного моего знакомого. Магазин у него на Арбате. Смело поезжайте, скажете — от меня. Кстати, советую не показывать все сразу — лучше по одной. Полагаю, он ваши книги возьмет.

— А почему другие не брали? — поинтересовался я.

— Видите ли, Борис, — Комментатор усмехнулся, — дело в том, что в Москве крайне мало подобных раритетов. И любой букинист понимает, что, называя цену, он становится эдаким первопроходцем, берет на себя ответственность. Я предполагаю, что даже если бы вы сами назвали цену, они бы отказались брать ваш товар. Дело в том, что рынок антиквариата — слишком специфичная область; здесь подчас перестают действовать законы экономики и бизнеса. Лишь очень немногие имеют право назначать цену. Вот этот человек, — он кивнул на визитку, которую я все еще держал в руках, — может. Но, кстати, далеко не факт, что и он знает стоимость ваших книг — хотя бы приблизительную. На всякий случай не настраивайтесь на то, что каждый из этих томов заключает в себе целое состояние — такое бывает обычно в дешевых романах.

— А вы знаете цену книгам? — спросил я; очень уж хотелось конкретики.

— Вашим — нет, к сожалению, — он развел руками. — Я, видите ли, не профессионал; скорее — любитель.

Жаль, очень жаль. Врал он или говорил правду? Мне казалось, китаец недоговаривает, скрывает что-то, но — мало ли у человека причин молчать? Надо было закругляться, я спросил:

— Владимир Мингьярович, а есть у вас что-нибудь не для продажи, а почитать? Недорогое, я верну.

Комментатор усмехнулся: хорошо; выдвинул ящик стола — будто нужная книга была у него все время под рукой, протянул мне потрепанный томик. Я прочитал название — «Агасфер» — ни о чем, никаких ассоциаций. Открыл, глянул короткую аннотацию — уловил словосочетание «Вечный жид»: ха! Про евреев — как раз то, что мне сейчас нужно…

Я попрощался с Комментатором и поехал обратно — на Арбат, чтобы найти там «Арбатскую находку» и директора — Михаила Климова.

Глава 6. Простодушный

Октябрь 1994 года.

…Он сидел возле урны на выходе из «Арбатской». Вся его поза, напряженная и какая-то застенчивая, извиняющаяся, будто говорила: не прогоняйте, я ненадолго, дождусь и уйду; то и дело поднимал голову и внимательно вглядывался в лица прохожих — искал, что ли? Черный он был, единственное белое пятно примостилось у основания передней лапы; физиономия хитрая — типично московский пес. На несколько секунд задержался я рядом — и не заговаривал с ним, только смотрел; а он вильнул хвостом, поднялся и нахально ткнулся носом мне в ногу. Голодный, видно, — накормить, а то ведь умрет. Я оглянулся — продуктовый магазин на той стороне. Ничего не говоря — интересно, дождется меня пес или к кому другому прибьется? — я перешел дорогу, взял двести граммов колбасы, вернулся. Он ждал, обрадовано завилял хвостом; кусок «Докторской» сожрал моментально и снова уставился просительно: мол, маловато будет. Еще бы кусочка два-три.

— Нет уж, псина, — сказал я, — больше ничем тебе не помогу. Ищи другого спонсора.