Чернокнижник (СИ)

У него не было семьи; рассказывали, что на последнее свидание с женой, умиравшей от рака в кремлевской больнице, он опоздал из-за крупной сделки. Речь вроде бы шла о серьезном заказе — и жена умерла без него; не было и детей. Никто не слышал, чтобы он жалел об этом или вообще проявлял какие-то эмоции; я тоже ни разу не видел его хотя бы смеющимся. При этом он, казалось, не слишком дорожил деньгами — конечно, копил, откладывал, но не на черный день и без фанатизма. Он знал все о рынке антиквариата; знал, где, в какой коллекции или библиотеке какой страны находится та или иная книга, мог точно назвать ее цену; интересовался аукционами — с легкостью предсказывал, до каких высот может дойти начальная цена какого-нибудь уникального тома, но, по-моему, не получал от этого удовольствия. Он изучал каталоги, знакомился с научными изысканиями и мемуарами; сами же книги его не интересовали нисколько. Его ближайший помощник однажды признался мне, что вообще сомневается в том, что Кинг-Конг читал хоть что-то, не имеющее отношения к бизнесу. Но все это я узнал гораздо позже; а тогда понял только, что это, видимо, и есть Климов, сказал:

— Здравствуйте, меня Владимир Мингьярович к вам направил…

— Книги, — кивнул он, — ясно. Доставайте.

Я полез в пакет, вынул «Майн Кампф». Он взял книгу, пролистал ее, задержался на титульном листе, зачем-то поскреб обложку. Поднял глаза на меня, кивнул в сторону кровавых кресел:

— Садитесь, поговорим.

Несколько секунд прошли в молчании. Потом он спросил:

— Вас как по имени-отчеству?

— Борис, можно без отчества. Борис Горелов. Сотрудник Илионского фонда.

— А, — он наклонил голову, усмехнулся, — понимаю. Библиотека Института марксизма-ленинизма.

Я понял: здесь врать бессмысленно, да и незачем; он знал, что книга ворованная, знал, что ее украл я, и, казалось, решал про себя только один вопрос — как это влияет на стоимость. После короткой паузы еще раз просмотрел мою добычу, сказал:

— Книга хорошая. Старая. Но много не дам. Если бы год издания был тридцать первый — тогда…

Ха! Сразу видно делового человека. Мне стало весело, легко, я махнул рукой:

— Разве это проблема? Найдем тридцать первого года.

— Даже так? — он слегка поднял брови. — Интересно. Хорошо. А собой что еще?

Я достал остальное. Он хмыкнул, скептически поднял брови — наверное, это были не слишком ценные книги. Он пролистал их — небрежно и без особого интереса, наконец, захлопнул, сказал:

— Пока — пятьсот за первую, за эти — по триста.

— Долларов? — на всякий случай уточнил я.

— Предпочитаете в рублях? — он с нескрываемой иронией заглянул мне в глаза.

— Хорошо, согласен, — быстро сказал я.

Он достал из кармана сотенные серовато-зеленые бумажки, отсчитал, протянул мне. Я завернул деньги в пакет, но уходить не стал. Я понимал: это не все — и знал, что сам не должен начинать разговор. Но Климов был опытный игрок, куда хитрее меня — и я услышал:

— Что-то еще спросить?..

Да, манера разговора у него была необычной — он словно постоянно недоговаривал, экономил слова, опускал не просто глаголы и местоимения, а — целые предложения. Я сдался:

— Хотел узнать, что еще можно привезти, кроме «Майн Кампф» тридцать первого года?

Он откинулся на спинку кресла.

— Хороший вопрос. Дам помощника — Сергей Соловьев. Будете отбирать нужное вместе.

Интересное кино. Значит, придется найти способ провести его в библиотеку. С другой стороны, почему нет? Я кивнул. Климов легко поднялся, не прибавив больше ни слова, вышел. Через пару минут появился снова — вместе с сутулым очкариком. Я знал такой тип людей — вечный девственник, серьезно ударенный наукой. Как говорится — с мамой по жизни. Любимец чахлых библиотекарш и научных руководителей. Такие обычно в мельчайших деталях знают строение крыла бабочки, но не разбираются в элементарных жизненных ситуациях; не люди — орнамент жизненных коллизий.

Сутулый посмотрел на меня, поправил очки (разумеется! Любимый жест), потом выжидательно поморгал в сторону Климова. Я сидел в кресле, они стояли. Климов проговорил:

— Знакомьтесь: Сергей — Борис. У Бориса есть доступ в одно крайне интересное место, но навыков поиска нет, надо помочь.

Решив, видимо, что все объяснил, он повернулся уходить. Сутулый вроде как запротестовал:

— Я не совсем понял…

Климов вздохнул — видно, непросто давалось ему общение с помощником; однако объяснил терпеливо, что именно он хотел бы от меня получить: «книги, Сережа, книги — ты должен помочь найти наиболее ценные экземпляры». Очкарик слушал, не перебивая, то и дело поеживаясь (мерз он все время, не согревался даже в сорокаградусную жару, водку не пил, коньяк не пробовал), вновь и вновь дотрагиваясь до своих очков. В конце концов, этот жест стал казаться мне совершенно непристойным. Но указания Климова — таки завершились, мы остались вдвоем. На столике между нами лежала книга Гитлера — не знаю уж, зачем Климов оставил именно ее — две другие он унес. Очкарик присел на край кресла напротив, аккуратно прикоснулся к обложке:

— Это вы принесли?