А за окном голод и холод. Они вдвоем трогают мир своими руками, заставляя сглатывать голодную слюну и ежиться от промозглых отвратительных мурашек, лазающих по спине. Я стою у окна в некрасивой рубашке до пола, свет выключен, и в коридорах уже никто не вытирает пол грустными, растоптанными тапками. Далекая Луна смотрит прямо мне в глаза, отбрасывая мою неуклюжую тень на кровать, а затем на пол, до самой двери. Моя тень некрасивая! Она как вывернутый наизнанку халат, как брошенный черный человек с длинными руками, как силуэт небесной пыли, в проекте пола одинокой палаты. Тень опаздывает за моей рукой, она стала опаздывать после операции, я заметила. Мы поссорились с моей тенью, почти навсегда! Я слышала ее недовольный голос, голос моей тени! И совсем не видно решеток за ночным окном, они растворились, засыпанные белой крупой из небесного магазина. Мне уже тепло, тепло от ночного неба и далеких горящих огоньков одиноких людей. Только громкий телефон звонит на столе у медсестры, а затем красиво молчит, отдаваясь коридорным эхом. В коридоре все равно кто-то живет, на большом пространстве от угла, пахнущего йодом, до угла, где лежат странные инструменты человеческого здоровья. Я смотрю на набухшую пустотой ночь за окном, и мне кажется, что это будет вечно, без солнца, уже навсегда. Сашка! Забери меня отсюда! Мне страшно! Без тебя я падаю, я разучилась балансировать, я упаду обязательно! Помоги мне! Сашка! Снег совсем не похож на небесную росу, он омывает стекло, сползая медленно вниз, целыми пластами. Дверь скоро скрипнет, я этого очень боюсь, войдет медсестра и уколет меня на ночь каким-то ядом мутного цвета. Из открытой двери вылетит ветер и догонит мои волосы, а после ее укола я отправляюсь вместе со своей слабостью в постель и закрою ресницы. Я ничего не чувствую, только потрескивания старой двери и шорохи гуляющих по потолку мух. Я слышу прыжки зимних кузнечиков, их разговоры с пауками о перемирии и достойной жизни в углу. Я не сплю, я лежу молча, переставляя собственные вены, из ног в руки и наоборот, так удобно, после ядовитых уколов, заводной куклы с кухонной улыбкой садиста…