ЧерноLove (сборник)

Мысли – мои тополя, бросающие пушинки в недолгий полет. Они стоят прямо перед моим окном, эти зимние тополя, как солдаты, без листьев с голыми ветками, разбрасывая вокруг много зимнего пуха. Сашка! Я уже не знаю, где снежинки, а где пух. Завтра придет доктор с вопросами, я обязательно у него спрошу, где же правда об этих белых крупицах, летающих вокруг моего окна. Не спиться мне, совсем не сплю, я думаю о тебе и не смею думать о нас, потому что нас никогда не было, был ты, любящий жизнь, и была я, любящая тебя. Получается, что я тоже любила жизнь через тебя… Богатство, целых две любви, твоя к ней и моя к тебе. Увидеть бы обоих и обнять! Помнишь ту рубашку, что я подарила тебе на Новый год, целую тысячу лет назад? Там вторую пуговицу я пришивала нитками с заговором, они будут хранить тебя в жестоком мире мусорных ведер, грязных подъездов, твоей старой двери и скрипучих перил твоего дома. Сашка! Как долго я не видела твое лицо и твои смешные уши? Как долго? Я закуталась в два тоненьких одеяла и скрутилась в себя, поджав ноги, я думаю о тебе. Фонарь неугомонный светит прямо в потолок, перебивая лунные лучи света, палата пуста, я даже сомневаюсь, что я еще здесь, на кровати, у пустого подоконника. Кто-то шаркнул в коридоре тапочками и прошел мимо моей двери, скрипнула кровать в соседней палате за стеной, кто-то усмехнулся. Я часто подслушиваю врачей, они говорят, что я больна, но после операции я уже буду здорова и ты меня заберешь, ведь правда? Ты же заберешь меня, Сашка? На подоконнике лежит пустой пакет, уже без меда, без апельсина, все съел зимний кузнечик, но я не обижаюсь на него. Обман, большой обман, тоскливая зима и очень мягкая сила. Уже совсем скоро Новый год, через какие-то минуты. Во всех многоэтажках горит свет, а здесь темно и тишина, потому что все давно уже спят. Я совсем не помню, что нужно делать под Новый год? Я знала, что-то нужно делать, но я не помню! Смотрю на циферблат своих маленьких часов, нарисованных на листке, там стрелки сошлись на двух знакомых цифрах – один и два. Какая странная цифра и очень знакомая мне! Я стараюсь вспомнить, чтобы это значило – эти цифры наверху циферблата? Я точно помню, что я знала, но сейчас могу только догадываться, что это что-то особенное. Под одеялом снова тепло, носки согрели мои ноги, но за окном воет ветер, расстреливая стекло холодной крупой, я съежилась, и мне страшно одиноко. Мне кажется, что я никому не нужна, даже тебе, большому и сильному, я не нужна этому городу и его улицам, я не нужна дорогам и всем этим людям. Я нужна только этой больнице, где все стены пропитаны болью, криками и старыми покрасневшими тампонами. Ловлю себя на мысли, что завтра будет новое светлое небо с белым отражением тополиного снега и новый день что-то переделает в моей жизни и в твоей тоже. Я в крепдешиновом платье с фиалками вразлет, спрячу себя в складках ткани и буду наблюдать за твоими сильными руками и колючим подбородком, за твоим упрямым носом и шрамом под левой бровью. Мне ничего не снилось здесь, ко мне не приходят сны, ко мне приходит черное покрывало после укола мутного ядовитого шприца. Эти уколы, как раскаленные гвозди, раздирают мое бедро и руку, они приходят мне в голову быстро, очень быстро, закрывают все мысли и уносят меня в горячий черный дом, где тишина звенит, как клавесин. Уже скоро придет она, в белом плаще, с заколками за ушами, со шприцем в руке, и будет улыбаться. У меня снова дрожат руки, шея и подбородок! Сашка! Забери меня отсюда! Забери! Сашка!

– Но позвольте, доктор! Какую ей операцию сделали? Что это за бред она написала? На улице восемнадцатое мая! Какой, к чертовой бабушке, Новый год? Она что совсем уже того?.. Куда я ее такую ненормальную заберу, она ходила по дому и ловила невидимых кузнечиков руками… Я натерпелся, доктор! Я не спал! Сегодня она ловит кузнечиков, а завтра ночью – вонзит мне нож в глотку! Это же непредсказуемый сценарий фильма ужасов! – нервно и возмущенно выдал мужчина в потертых джинсах, со шрамом под левой бровью.

– Александр! Вы же прочитали письмо? По-моему, там все ясно и прозрачно, не нужно быть психиатром с высшим образованием. Я по работе своей обязан тоже читать письма пациентов, чтобы понимать, куда их уводит невидимая шизофрения! Никакой операции не было и не могло быть! Вы же взрослый человек, у нас здесь нет хирургического отделения! Вы это понимаете?

– Она что – настоящий «шизик»? – спросил сильный мужчина с небритым лицом и поднял густые брови чуть вверх.

– У нас нет такого понятия, как «шизик», в связи с медицинской этикой. У нее вялотекущая шизофрения с возникновением ярких мозаичных, ярко описываемых образов с температурными изменениями тела! Вариант не очень частый, не очень распространенный, но очень затяжной!

– А надежда есть, на выздоровление? – снова спросил слегка обрадованный и сильный мужчина в красивой клетчатой рубашке.