Черноморский набат

Только получив в борта своих кораблей порцию ядер, Хуссейн-паша понял, что он опоздал, и Анапа уже перешла в руки гяуров. Делать здесь больше было нечего, и турецкий флот повернул на обратный курс. 28 июня впереди вновь показались подернутые синей дымкой крымские берега. Попивая полуденный кофе, и Хуссейн-паша, и Саит-Али мечтали о победе и щедротах султана. Но где она еще эта победа?

Увы, победы не было. Обойдя Черное море еще раз, турецкий флот ни с чем вернулся в Константинополь. Злые языки, однако, говорили, что вернулись Хуссейн-паша и Саит-Али вовсе не из-за морского волнения, а по причине слухов, что навстречу им вышел беспощадный Ушак-паша. Впрочем, это были только разговоры, а что было на уме и на сердце турецких адмиралов, мы уже никогда не узнаем.

Тем временем проигранное Мачинское сражение произвело на Юсуфа-пашу должное впечатление, и он снова уселся за стол переговоров в Чистове.

– Передайте султану, что настала пора спасать хотя бы то, что еще можно спасти! Иначе мы обречены потерять все!

Однако от подписания каких-либо конкретных бумаг визирь пока уклонялся, ожидая добрых вестей с моря.

Что касается султана, то на этот раз Селим уже не послал к великому визирю палача за его головой. Что толку рубить головы визирям, когда они все равно ничего не в силах изменить! Теперь последней надеждой повелителя Вселенной был обиженный, но по-прежнему верный Гази-Хуссейн-паша и храбрый алжирец Саит-Ага.

– Если Хуссейн добудет мне победу, я осыплю его такими милостями, о каких только может мечтать смертный! – объявил своим вельможам Селим, возлежа на коврах. – Но наберемся терпения и вверим свою судьбу Аллаху!

* * *

А Севастополь, невзирая на войну, строился. Уже протянулись от бухты верх по косогорам первые улицы – Морская да Екатерининская, уже начал покрываться матросскими лачугами знаменитый «холм беззакония», а над бездонным Цыганским оврагом возводили каменные дома флагманов и капитанов.

Севастополь уже становился непохожим на все иные российские города, ибо на нем лежал отблеск славы древнего Херсонеса, а потому офицеры молодого Черноморского флота с гордостью именовали себя на древнегреческий лад севастополитами. Особую красоту облику черноморской столицы России придавал белый камень-ракушняк, который возили волами из инкерманских каменоломен. Построенные из него дома ослепительно блестели под ярким южным солнцем. Город-крепость, стремительно воздвигающийся на самом краю империи, на продуваемых ветрами крымских кручах уже тогда становился легендой. Здесь набирался сил и мужал от победы к победе молодой Черноморский флот, здесь рождалось совершенно новое состояние души и духа, которое сделало впоследствии эти места священными для каждого русского сердца. Здесь рождался не только город и флот, здесь рождалось нечто несравненно большее – величие России!

Наверное, еще никогда не было столь много веселых лиц на севастопольских улицах, как весной 1791 года. Причины этому были. Недавнее победоносное окончание войны на Балтике предполагало хорошее обеспечение черноморцев рекрутами и деньгами. Ну а прошлогодние победы при Керчи и Тендре были неплохим залогом побед грядущих. Новую кампанию энергичный и решительный контр-адмирал Ушаков начинал старшим флагманом Черноморской корабельной эскадры, а потому готовился к предстоящим боям так, как считал нужным, не оглядываясь ни на кого.

В скором времени в Севастополь должны были прибыть и поселенцы, чтобы строить береговые форты и прокладывать новые улицы, разводить сады и обживать здешние края. Всех радовало, что командующий эскадрой истово занимался не только эскадрой, но и делами городскими, строит госпиталь и церковь, обустраивает матросские слободки.

Мясо в ту пору стоило на местном базаре дешевле хлеба, а черешню раздавали ведрами за спасибо. Пробежит мимо мастеровой, схватит по пути кусок вяленой баранины, да жменю черешни и скорее в адмиралтейство, ибо отдыхать недосуг – эскадру к походу готовить надобно.

Новую кампанию на Черном море открыли крейсерские суда. Готовя линейные силы к генеральному сражению, контр-адмирал Ушаков заранее выслал греческих корсаров, чтобы те навели шорох на турок. Крейсерские суда, хоть и входили в состав флота и поднимали на мачтах Андреевские флаги, но содержались своими хозяевами, которые и являлись их капитанами. Команды тоже были по большей части из балаклавских греков. Дисциплины там было не много, зато опыта – хоть отбавляй!

Первыми в начале апреля покинули Севастополь «Панагия Дусено» лейтенанта Глези, «Феникс» лейтенанта Бенардаки и «Святой Климент папа Римский» поручика Ледино. Выйдя в открытое море, суда разошлись. Каждый занялся своим делом. Глези на «Панагие» обошел крымские берега, посмотрел, нет ли где турок. Береговые дозоры сообщили о неком неизвестном судне, которое длительное время торчало между Ялтой и Судаком. Глези все берега осмотрел, но никого не обнаружил.