Черноногие

– Вот видите, Розанчик, только звук вашего голоса мог ее оживить. Ей-ей! Право слово… смотрите, вот она и уши насторожила, и хвостом завиляла. Надо вам сказать, Розанчик, что этого давно уже не было, с тех пор как ее постигла жестокая болезнь, точно громом поразила. Вся ее лютость против краснокожих будто сама собой исчезла, но она искала ваши следы до последней минуты, пока ее носили ноги, пока она, наконец, не свалилась от бессилия. Она понимала, что мы искали вас, и не выпускала из виду ваших следов.

– Ну вот, вы опять стали твердо держаться на своих ногах, – сказал Голиаф грустно, – а мне-то, несчастному, остается только сожалеть о всех понесенных потерях. Ведь что за вино было у меня! Чистейший спирт с крошечной примесью краснореченской воды и других химических составов. Пускай сдерут с меня шкуру, если…

Слова замерли на губах виноторговца: он увидел Тома Слокомба, торжественно подъезжавшего на размалеванной лошади.

– Моя лошадь, моя лошадь! – вскричал Голиаф. – Я представлю в суд все улики и заплачу за издержки! На одном боку у нее бочонок, на другом пьяный индеец. Долой, ядовитая змея!

– Не змея, а черта разъединения, страшный, неукротимый ужас Севера – вот кто я! Что касается этой клячи, я с радостью возвращаю ее хозяину, потому что неприлично Ворону Красной реки появляться на такой костлявой кляче, уж лучше всю жизнь провести на грязном плашкоуте[22], чем час-другой посидеть на ее старых костях.

И Том Слокомб с видом презрения передал лошадь хозяину.

– Ну, как поправляетесь, старый товарищ? – спросил Ворон, подходя к Нику. – А я думал, что вы уже умерли, даю честное слово! А что ваша дикая кошка? Ей, кажется, гораздо лучше с тех пор, как мы расстались с вами, не правда ли? Она не совсем меня любит, как и все, так, что ли? Но не в этом беда. Черта разъединения никогда не пользовалась популярностью между людьми. Скажу вам, Ник, истину, что эта собака послужит вам в утешение. Странная вещь! Но вы любите ее искренне, и за это я уважаю вас. У каждого свои фантазии. Кар-кар-кар!

В ответ на оглушительное карканье Напасть испустила такой выразительный вой, что у Ника от радости пробежали мурашки по спине: его друг выздоравливал, это слышалось ясно по силе его голоса.

– Счастье этих двух юных созданий, – сказала госпожа Стаут, глядя на Кенета и Сильвину печально и торжественно, – напоминает счастливые дни моего безумия, когда этот бесчувственный варвар, – она указала на мужа, – обворожил меня льстивыми словами и лишил весенней чистоты и девственной нежности, которые были бы сохранены мной до настоящей поры, имей я тогда нынешний опыт и знай, как теперь знаю, что означают брачные обязательства!

Произнеся эту речь, Персилья Джейн сложила руки с плачевным видом и подняла глаза к небу со вздохом сокрушения.

Волк, внезапно исчезнувший в то время, как Том Слокомб увещевал Джона Бранда, вдруг выехал из леса. Окровавленный скальп висел за его поясом. На лице его сияла гордость, и, указывая на кровавый трофей, он воскликнул с гордостью:

– Волк лизнул крови врага! Лисий Хвост никогда уже не увидит Восход Солнца. Он хотел меня утопить, пока я молод. Нож, его подарок, был спрятан на моей груди; когда меня бросили в воду, я успел разорвать узлы, а попав в воду, я обрезал веревку, привязывавшую камень. После этого я спокойно выплыл на берег, не спуская глаз с Лисьего Хвоста, напал на него врасплох и отомстил ему. Восход Солнца, он отправился на охотничьи поля, приготовленные для бледнолицых, и вот рука, которая отправила его туда.

– Он умер? – спросила Сильвина, вздрагивая.

– Великий Дух призвал его. Нынешнюю ночь волки попируют над ним. Хищные птицы носятся уже над его трупом. Видите облака дыма за теми далекими холмами? Там собрались мои братья. Я возвращаюсь к ним. Юная дева с лучезарными глазами, напоминающими лучи восходящего солнца, теперь мы расстанемся навеки. Я любил тебя, но Великому Духу неугодна эта любовь. Волк любил тебя, но сохранял это в тайне. Он целовал тень и поклонялся следам твоих ног. Восход Солнца! Прощай, прощай навек! Мы увидимся с тобой только в стране духов!

Волк махнул рукой и, повернув лошадь, пустил ее бешеным галопом.

Несколько минут царствовало тяжелое молчание.

– Итак, вот какой конец ожидал Марка Морау и его сообщника Криса Кэрьера! – сказал Ник. – Теперь остался только Джон Бранд. Лучше бы его отправить к ним, но прежде следовало бы порасспросить его хорошенько.

– Дело уже сделано, – отвечал Том, – ощупывая его ребра, я заставил его раскашляться. Ну уж и порассказал он мне о своих подвигах! Ведь это он утащил ту девушку, которую мы подобрали в лесу у озера. Помните?

– Как не помнить! Славная красотка, ей-ей, право слово, и я покорный ваш слуга!

– Я собрал о ней сведения в форте, и оказалось, что она дочь моего старого товарища по Гудзоновой компании. Я беру на себя заботу о ней, – сказал Гэмет.

Размалеванная лошадь была предоставлена Нику, которого и усадили в седло, а Напасть жалобными глазами смотрела на хозяина.

– Подайте мне собаку, – попросил охотник.