Черноногие

– Этот вопрос я обдумывала долго и всесторонне, – продолжала молодая девушка, – и наконец решила, что мне необходимо сопровождать вас в будущем походе. Правда, я еще молода и мало приучена к лишениям, но, – прибавила она с жаром, – я уверена, что смогу приучиться к тому, что вы выносите.

– Для этого нужно пройти целую школу, а ты, бедное дитя, будешь разбита после первого же дня похода с отрядом.

– Ну уж этого не будет, – возразила она, решительно тряхнув кудрями.

– Подумай только об опасностях жизни охотника на бобров, – возражал проводник, нежно глядя на нее.

– Именно об этом я думаю день и ночь, милый, дорогой папа, – отвечала она кротко. – Когда вас нет со мной, я все говорю себе: вот теперь отец проходит сквозь темные ущелья, вот он устраивает западни вблизи опасных засад черноногих. Может быть, в эту минуту он ранен и некому поухаживать за ним. Ах! Эти мысли часто отнимают у меня сон.

– Верю, что ты, Розанчик, очень любишь меня, – сказал глубоко тронутый Саул.

– И сомневаться нельзя, Саул Вандер, я люблю вас сильно-сильно, – подтвердила она, рассеянно проводя пальцами по своим маленьким зубкам, как по клавишам фортепиано.

Потом, скрестив руки на груди, она твердо заявила:

– Все-таки я пойду с отрядом.

Затем Сильвина перевела взгляд на группу палаток, белые конусы которых раскинулись вниз по реке; она увидела двух всадников, подъезжавших к ним верхом на лошадях. Один из них ехал на большом караковом жеребце, другой на маленькой лошаденке с длинной и щетинистой шерстью. Их сопровождала собака исполинских размеров и нелюдимая с виду. Старший из всадников, сидевший на лохматой лошадке, был выше среднего роста; он был худощав, но с крепкими мускулами, живые глаза, выдающиеся скулы, рот оригинальный, почти как у записного шута, довольно большой, с горбинкой нос и выпуклый лоб, волосы на голове и бороде огненно-красного цвета. Одежда этого человека была покрыта изрядным слоем пыли и грязи. Как бы низко ни стоял этот человек по отношению ко временным житейским благам, лицо его красноречиво доказывало, что он был и хотел быть счастливым, не заботясь о внешних обстоятельствах, наперекор лишениям и опасностям жизни. Ник Уинфлз обладал прочным запасом оптимизма и оригинальности. Свирепствовала ли буря или нет, благоприятствовала ли судьба или нет – не беда! Он был доволен и ни за что на свете не променял бы своего жребия на чей-нибудь другой.

Его спутник был гораздо моложе и имел совсем иное обличье. Зоркие глаза Сильвины Вандер сразу заметили, что он гораздо более знаком с тонкостями искусства одеваться, чем честный Ник, и в то же время она убедилась, что его нельзя поставить в ряд обычных авантюристов. Из скромности она не могла рассматривать его более внимательно, но его привлекательный вид и изящная осанка не ускользнули от внимания девушки.

Взгляд Кенета Айверсона еще издалека остановился на Сильвине с любопытством, вполне понятным в его годы. Но, когда между ними оставалось несколько шагов, любопытство уступило место совсем другому чувству – восхищению. Ему показалось, что столь изящной красоты он никогда еще в жизни не встречал. Это видение было для него воздаянием за все, на что он отваживался и что выстрадал в опасных краях Северо-Запада. Откуда появилось это нежное создание? Как могла расцвести эта лилия в таких диких пустынях? Кенет почувствовал восторг художника, смешанный с обожанием влюбленного. Он готов был с благоговением преклонить колени перед изумительнейшим творением природы в лице этой девушки. Как зачарованный, сидел он неподвижно в седле и не спускал глаз с Сильвины, пока не заставил ее покраснеть.

Ник Уинфлз представил своего спутника.

– Как поживаете, Саул Вандер? Не правда ли, распрекрасная погода? Здравствуйте, малютка, – сказал он, поклонившись Сильвине. – Позвольте мне представить вам доброго малого, который знает все, что понимает, и не ведает ничего, чего не знает. Зовут его Кенет Айверсон. Вы узнаете его лучше, когда познакомитесь с ним поближе. Мы же с ним самые закадычные друзья, потому что однажды, а уж если точнее, это произошло зимой, мне случилось так отхлестать его, как никогда в жизни никто его не наказывал, ей-богу, так, ваш покорный слуга!

Кенет вспыхнул, как пион, и быстро и неодобрительно взглянул на Ника, которого, видимо, забавляло его замешательство.

– Господин Айверсон является к нам с великолепной рекомендацией, – сказала Сильвина, опуская глаза.

– Друг мой Уинфлз несомненно оказал мне великую услугу, – сказал Кенет, кусая губы с досады.

– Вот этот шомпол сделал свое дело, – продолжал Ник, притрагиваясь пальцем к шомполу карабина, – после того как я порядком отхлестал его, как вам уже известно, я так ослабел, что меня можно было повалить кончиком пера.

– Но чем же заслужил ваш друг такое наказание? – спросила Сильвина, налегая на слово «друг».

Хитрая девушка, верная инстинктам своего пола, хотела наказать Кенета за то, что он заставил ее покраснеть. Ник Уинфлз протянул правую руку и с суровым упреком сказал: