Черноводье

К закату солнца стан приобрел уже более-менее жилой вид. Топились печки, от балагана к балагану протоптаны тропки, валежник почти весь сожжен на кострах. На вешалах сушилась мокрая одежда и детские пеленки. Равномерное гудение голосов заполнило все пространство лагеря. Кругом слышалась звонкая детская перекличка. На берегу Васюгана собралась молодежь.

Иван взял за руку жену:

– Пойдем, Настя, погуляем!

На землю опустилась светлая северная ночь. Полыхает вполнеба заря, окрашивая в багровый цвет широкую водную поверхность, загадочно темнеет подступившая вплотную к стану тайга. Умолкает буйный птичий хор. Вокруг все призрачно, пусто, прозрачно. Только не умолкают ни на минуту васюганские соловьи – коростели. Они надоедливо и тягуче скрипят, точно старая подворотня, которую непрерывно треплет ветер. Да неумолчно звенит над головой надоедливое комарье.

Понемногу угомонился народ. Затухли костры, от чадящих головешек низко над землей стелется горьковатый дым. Наконец разошлась и молодежь, допоздна засидевшаяся у костров.

В просторном балагане, крытом пихтовой лапкой, расположилась семья Жамовых. Около входа, на нарах, сделанных во всю длину балагана, лежал Лаврентий.

Анна сонным голосом проговорила:

– Осподи, не наработались еще… Носит нелегкая где-то! – Она зевнула. – Глухомань-то кака!

Лаврентий усмехнулся в бороду.

– Че на других пальцем тыкать! Ты себя вспомни, как бегала! А то им интерес с нами сидеть!

– Да я ниче! – вздохнула Анна. – Глухомань!..

Не спавшая еще Танька фыркнула, подавляя в себе смех.

Анна хлопнула дочь ладонью, а затем прижала ее к себе:

– Ты-то че понимала бы, пигалица!

– Че тут понимать, на речке они! – обиженно проговорила девчонка.

– Спи! – одернула ее мать. – А то без тебя, сопливой, не знают, где они! – она еще крепче прижала к себе дочь, и через некоторое время они тихо засопели во сне.

Лаврентий лежал неподвижно с широко открытыми глазами. Сон не шел к мужику. Усталое за день тело гудело, в голове натужно, подчиняясь редким и сильным ударам сердца, билась неотвязная мысль.

«Выжить надо, выжить! Держаться друг за дружку. Если врозь – передохнем все. Правильно давеча старик Христораднов говорил: детей беречь…»

Через два балагана на таком же топчане ворочался Прокопий Зеверов. Расчесывая тело, он напряженно думал: «Выжить! Только бы выжить! Сам о себе не подумашь – никто не поможет, – размышлял Прокопий. – Это хорошо, что маманя померла, все хлопот меньше. Опять же Кольку бригадиром поставили… Хорошо бы еще ближе к коменданту пристроиться. – И, словно оправдываясь, стал успокаивать себя: – А кто о них подумает, кому они нужны!»

Прокопий прислушался. Рядом неслышно лежала Дарья, невысокая круглолицая женщина с маленьким вздернутым носиком, и три сына.

Страх, липкий, холодный, вновь накатил на мужика.

Внутри небольшого шалаша, рядом с Ефимом, лежала Мария. В последние дни у ее мужа особенно сильно разыгралась грыжа.

Он тихо и болезненно постанывал во сне.

«Осподи! – думала Мария. – Горе-то какое кругом, и Ефим от болести мучается, а у меня мысли черт знает о чем… – корила себя баба. – Но ведь не вылезешь из шалаша и не завоешь на всю округу. Мужика хочу, слышите, мужика!» – Она судорожно перевела дыхание, ощупала руками свои тугие груди, бока, мягкий бабий живот.

Заворочался Ефим, стоны прекратились. Мария почувствовала, как к ее щекам прилил жар. Сжимаясь от внезапно накатившего стыда, она вся закаменела. Ефим, повернувшись на бок, так и не проснулся. Мария заботливо поправила на муже сбившееся одеяло и как-то отрешенно, со смирением подумала: «Не жилец Ефим, убьет его раскорчевка». О себе она и не думала, на глаза женщины навернулись слезы. Она так и уснула, всхлипывая во сне.

Сонно плескалась о берег река. Около дымокура прямо на траве лежал Иван. Ночной ветерок шевелил его густые волосы. Положив голову на грудь Ивану и закинув на мужа полную ногу, лежала Настя. Сбившаяся юбка высоко обнажила женскую ногу, на белой коже яркими бусинками рдели напившиеся комары. Молодые крепко спали, не чувствуя укусов. Иван даже во сне крепко прижимал к себе Настю.

Почесывались от заедавших вшей, беспокойно ворочались, вскрикивали и всхлипывали во сне под светлым нарымским небушком Омская, Новосибирская области и Алтайский край…

Глава 14