Чернозём

Я не хочу с ней разговаривать. Я хочу любить её. Листья фикуса стыдливо отвернулись, словно постеснялись что-то сказать. Простынь в комнате мятая, изжеванная телом. Или телами? Кажется, что она ещё влажная и вспотевшая, и Алёна гладит её рукой, точно незаметно пытается скрыть следы преступления. Возможно, в то время, когда я умилённо рассматривал Тимофея, здесь копошилось животное о двух спинах, и его ангельские лопатки обязательно смотрели в потолок.

- А ещё, знаешь, они ведь ездят на таких дорогих машинах. Они стоят как весь этот дом. Ставят их в смежном дворе, который перед нашим магазином. Это ведь самое важное - продефилировать от элитной повозки к магазину у всех на глазах.

Она уже говорит "наш магазин", не замечая, как этот капиталистический эвфемизм уродует её речь. Всякое желание пропадает, и вулкан внизу живота больше не хочет извергаться. Лучше я займусь в ванне онанизмом вместе с кафелем, чем притронусь к той, кто пытает меня нелюбовью. От неё и пахнет как-то обычно, по-человечески, что выглядит совсем убого по сравнению с тем одуряющим запахом, что вскружил голову на природе. Я устало сажусь на кровати, а Алёна задумчиво водит рукой по простыне, а другой по клавиатуре. Щелчки приходящих сообщений напоминают грохот счётных бусинок. Я хочу послать на хрен такую арифметику.

Взгляд спотыкается на магнитном ключе, оставленном девушкой на тумбочке. Незаметно, точно президент Чехии, кладу его в карман. Сердце от задуманного плана начинает биться быстрее, и кровь приливает к нужным органам.

Властным объятием я отвлекаю Алёну от компьютера.

***

Мы сидим в клубе. Как в хорошем вестерне у меня всего трое знакомых. Я знаю их только по интернет-кличкам, которые вымышлены так же, как и большинство подвигов Йены. Мы прозвали его так, потому что однажды он ограбил японского профессора.

- Прыгнул я на него, значится, а япошка присел и метнул в меня зонтиком, как копьём. Причём чуть не проткнул им насквозь. Ну, я, конечно, вспомнил хардкор старой школы и начал его метелить, но он стал закрываться, стойки принимать, а потом стал метко хлестать меня портфелем по голове.

Все обычно заинтересованно спрашивали:

- Ну и что дальше-то было?

Йена по обыкновению мялся и говорил:

- Я понял, что он вот-вот меня замочит, вырвал портфель и убежал.

В нём оказался русско-японский разговорник и куча валюты страны восходящего солнца, после чего к парню намертво приклеилась острая кличка Йена. Сам он маленький, яркий, жилистый, постоянно что-то напевает. Рукава его футболки - это татуировки, яркие настолько, что кажется, их по самые плечи проглотил Кетцалькоатль. Йене нравилось вариться в уличной субкультуре.

- Идём мы, значится, как-то раз мобом в... - так начиналось большинство его историй, которые, как настоящее вино, с возрастом становились лишь краше, но неизменно продолжали нести в себе зерно истины, - вот так мы и отобрали у того лупоглазого велосипед. Эх... хотел бы я настоящим делом заниматься.

За столом фыркает Смирнов:

- Скажешь тоже!

Он может так грамотно говорить одними лишь цитатами из зелёного фильма, что в силах переспорить доктора философии. Если Смирнов встанет на цыпочки, то будет выше двух метров и посмотрит на Бога сверху вниз. Он почти не рассказывает о себе, что красноречиво говорит за него. Большой прямой нос в недавней драке украсился сломанной горбинкой, а серые печальные глаза на загорелом задумчивом лице словно говорили о том, что парень прибыл к нам прямиком с площади Сан-Бабило.

- Нет, нет, ты не прав, - продолжает Смирнов, - нет! Кто же тебе мешает заниматься делами? Разве я? А может наша дама?

Родионова действительно дама. Она высокая и стройная, как ножка циркуля, но вовсе не плоская, поэтому на неё засматриваются парни. Мне кажется, что не является исключением и Смирнов. А ещё она кушает шоколад, и её острые зубки игриво ломают твёрдую плитку. Родионова величественно поводит белокурой головой с вздёрнутым гимназическим носиком, и нас троих пронзают её голубые глаза. У неё есть фонд помощи узникам, попавшим за решётку. А ещё она из той женской породы, которая любит оружие больше мужчин. Родионова обожает запечатлевать свои обнажённые колени рядом с ножами, винтовками, пистолетами. Она регулярно выкладывает их в сети, но как и всякому фотоохотнику на оружие, оно нужно ей лишь для подобных сессий.

- Я вообще вне этого, - потерянно, как будто вобрав в себя дорожку кокаина, говорит девушка - вне ваших правых и левых. Вне политики. Я просто помогаю людям. А ты никак не наиграешься ещё, Йенчик?

Юркий паренёк улыбается, долго ищет подходящую шутку, а потом серьёзно говорит:

- А я бы ещё поиграл....

Я угадываю то, что воскликнет Смирнов:

- Скажешь тоже!

Их троих объединяет то, что они все когда-то в прошлом кого-то знали, что-то делали, кем-то были. Каждый мог похвастаться знакомством с именем, которое нет-нет да осуждающе упомянут в передаче "Честный детектив". Мне не так повезло с биографией, разве что мучительно, до тошноты хочется рассказать им о Сырке.

- Сегодня играть будут? - это я наконец подаю голос.