Чернозём

От холода я спрятал руки в карманы. Задубевшие пальцы нащупали забытый магнитный ключ, и поток собственных, никем не подсказанных мыслей затопил голову. От радости, что нужно делать, я тут же сказал Смирнову:

- Есть два дела: на одном котировочки заработаешь, а на другом головой рискуешь. Куда сам пойдёшь, а куда товарища пригласишь?

***

Когда в твоей руке литой чугунный кастет, то весь мир кажется одной большой стеклянной витриной. За ней королевство кривых зеркал, где отражаются уроды с кукольными личиками. Они слишком сыты и этого уже достаточно для приговора. Для них купить куртку за двести двадцать тысяч также легко, как для меня завязать шнурки на потёртых берцах. Но между вафельными лицами богачей и нами - чёрные кишки проходного двора, где лишь ветер читает газеты.

Тем не менее, между нами бездна.

А на Смирнове, не смотря на то, что солнце умерло ещё вчера, большие солнцезащитные очки. Он словно отлит из итальянских годов свинца и хочется спросить знаком ли он с Марио Тутти? Но Смирнов прячет лицо под козырьком кепки, и его травмат за поясом не очень настроен на разговор.

Я крепче сжимаю кастет. О, его сладостная тяжесть, от которой в кровь проникает чугун, так приятно бегущий по зелёным венам и выбивающий из глаз кричащие искорки. От этого чувства рассасывается морозная тьма. Она пьянит, как женщина, которую ты вот-вот будешь любить. А карман оттопыривает тот самый мешок, отобранный у наркоманов.

Не знаю, зачем он мне, но я чувствую, что он пригодится.

В дьявольском свете электричества, шумит глотка ада - это открылись, пожрав очередного грешника, ворота. Чувствую, что оттуда веет душком стяжательства. Сладкий привкус неизвестности отгоняет холод. Если бы это не выглядело подозрительным, я бы с удовольствием надел тёплый ватник, чтобы окончательно срастись с ролью лесного шиши. Тогда мы бы стояли здесь со Смирновым, как странный союз представителей двух разных, но похожих народов - русского разбойника и итальянского мафиози.

Фантазии рассеиваются, и я замечаю его. Смугленький гадёныш оставил машину глубоко во дворе, там, где кованые ворота сжали свой сфинктер. Вижу, как он улыбается в пустоту казённой американской улыбочкой. Ещё не знает, что на его пути в тени затаились два лихих человека. Идёт, чтобы оставить в элитном бутике пару чьих-то жизней. По крайней мере, он хочет спустить на одежду столько денег, сколько многие мечтают потратить на операцию для ребёнка. Нас не устраивает такая несправедливость, поэтому мы ждём, когда ею можно будет наполнить карманы.

Выскакиваем из ниоткуда. Я из грозных северных лесов, а Смирнов с сицилийского побережья. Сердце почти лопается, и из него вырастают розы. Мажор непонимающе смотрит на Смирнова, который устал быть нормальным и шикает:

- Бу!

Вместе с ударом обрушивается спокойствие. В руке горячая боль, но челюсть негодяя выворачивает, словно кто-то неведомый хочет забрать её в анатомический музей. Южанин бьётся головой о стену и мешком навоза сползает вниз. Учёные говорят, что слабовыраженный челюстной аппарат способствовал эволюции человека. Что же, выбив ему зубы, как шаром кегли, я далеко продвинул негодяя в иерархии видов!

- Цок-цок-цок!

Будто я ударил по игральному автомату и сорвал звонко пролившийся куш.

- Бульк-млямк!

Да, очень странные, редко встречаемые звуки.

Сумка почти плывёт по воздуху в подставленный мешок. Её бывший хозяин пытается прилепить податливую пластилиновую челюсть обратно. Белые кашемировые гетры стали красными, и я уверен, что сейчас холуй стиля молится лишь о том, чтобы этот цвет стал модным в следующем сезоне. По правде сказать, теперь его разодранный рот, выдувающий милые розовые пузыри, смотрится намного приятней. В нём появилось что-то от человека. Мне даже стыдно. Видимо, это осознает и сама жертва, и молча кладёт в мой мешок ещё и свой телефон. Я чувствую, что эта серая мешковина обладает особой магией. Какие-то русские чудеса. А пока мажор созерцает то, как в искусственном озере из ладоней, плавают кусочки криво сколотого рафинада - его собственные зубы.

Арка теперь снова лишь бетонный склеп, где сидит представитель золотой молодёжи, которого в жизни, наверняка, даже ни разу не били. Он явно пошёл не в своего абрека-отца, который наверняка заработал капиталы наркотиками и грабежом. Смирнов, чтобы приободрить ограбленного мажора, говорит:

- Ну, ты зла не держи-то, браток. Лишь потеряв всё, мы обретаем свободу.

***

Она уже давно освободилась от захватчиков.