— Вот не верит человек! Не шутя, на Лиде! — убеждал его Каншин. — А что, голубчик? Видно, перехватили лакомый кусочек?
— Господа, вы шутите? — спросил Нарежный, мрачно хмурясь. — Во всяком случае, вы выбрали очень неудачную тему. Лида никогда не могла дать слово Овчинникову, это ясно.
Все с изумлением переглянулись друг с другом. От соседних столов подходила, будто невзначай, праздная публика.
— Послушайте, господин Нарежный, обо мне вы можете говорить, как вам угодно, но я просил бы вас не упоминать имени Лидии Николаевны, тем менее в такой фамильярной форме. Здесь клуб, и все мы, не исключая вас, выпили несколько лишнее. Я бы не желал, чтоб имя моей невесты…
— Его невесты! — расхохотался совершенно опьяневший Нарежный. — Желал бы я слышать, что бы ответила Лида Обухова на предложение такого жениха!
— Послушай, Нарежный! Оставь, ты совсем пьян! Эх, какой ты придира, в самом деле, — успокоивал его Демид Петрович. — С тобой нельзя и связаться. Ну чего ты пристаёшь к человеку с дерзостями? Трогал он, что ли, тебя?
— Да нет, господа, вы послушайте, что он говорит, — хохотал Нарежный, указывая пальцем на Овчинникова. — Он говорит, что Лида его невеста, что она слово ему дала. Ну посудите сами! Мы все знаем Лиду; может-таки она выйти замуж за Овчинникова?
— Я прошу вас быть осторожнее в выражениях, господин Нарежный, — остановил его Овчинников, побледнев от гнева. — Мы пригласили вас, как приличного человека, выпить с нами стакан вина. но мы вовсе не желаем выслушивать ваши пьяные бредни. Поэтому не угодно ли вам оставить наш стол. Я здесь старшина и имею право потребовать этого.
— Я сам себе старшина! — горячился Нарежный. — Я не говорю вам никаких дерзостей, но я утверждаю, что вы лжёте, что вы недостойный хвастун, если осмелитесь повторить, будто Лида Обухова дала вам слово выйти за вас замуж!
— Господа, успокойтесь! Мы здесь в клубе, не у себя дома. Мы может окончить этот разговор в более удобном месте, — останавливал Протасьев. — Пожалуйста, брось его, Nicolas. Ты видишь, он опьянел. Перестань, Нарежный, прошу тебя, не приставай. Ну какое тебе дело?
— Мне нет никакого дела! А я считаю себя обязанным защищать честь девушки, с которой я знаком, и которую я глубоко уважаю. Она никогда не унизится до того, чтобы выйти за идио…
— Константин Ильич, ради бога, перестань! Ну что ж это в самом деле. Ведь здесь не трактир. Ты доходишь бог знает до чего, — уговаривал его Протасьев и человека два приятелей. — Поедем с нами прокатиться. Ты освежишься немного.
— Мало ли богатых уродов, — упрямо кричал Нарежный, вырываясь из их рук. — Я не позволю всякой сволочи хвастаться Лидой!
— Да тише ты, не кричи! Ведь это скандал. Ведь ты чёрт знает как компрометируешь девушку, — обступали кругом расходившегося Нарежного.
— Я не буду вам ничего отвечать сегодня, потому что вы пьяны, — дрожащим голосом говорил Овчинников, шумно вставая с своего места. — Но это так не кончится! Если вы не уедете сейчас отсюда, я пошлю за полициею и прикажу вас вывести. Вы производите буйство в публичном месте и в нетрезвом виде.
— Лида никогда не выйдет за него! Я ему сорву его дурацкий нос, если он осмелится повторить клевету, — кричал на весь клуб Нарежный. уводимый на улицу толпой знакомых. — Она плюёт на его миллионы. А я на него плюю. Пусть он стреляется со мною.
Нарежного насилу увели и усадили в сани Протасьева.