Черные ангелы

В этот момент так грохнуло, что в коридоре вылетели стекла, здание покачнулось два раза, а в воздухе повисла пыль. В коридоре дико закричали. Над нами что-то угрожающе затрещало, в полу появились трещины. Мне даже показалось, что цирк просел.

Акиндин куда-то моментально исчез. А Вергилий Кетаусов и молодец решили затолкать меня в какую-то кладовку.

Пока Кетаусов возился с замком, молодец стоял, лениво прислонясь к косяку. Замок оказался тугим, и молодец решил помочь. Он сунул дубинку под мышку и наклонился к двери. Это был мой шанс. У меня в голове, словно пронеслось то, что должно было случиться в следующее мгновение. Я не стал бить его в челюсть, хотя, клянусь Марсом, я был способен свалить его одним ударом — он совершенно не боялся меня. Но даже такой удар еще не гарантировал стопроцентного успеха. Я мог бы нанести 'удар труса' — в шею сзади, отчего человек мгновенно теряет сознание. Нет — я просто подсек его ударом ступни под колено. И когда он стал падать на спину, подхватил сзади руками за шею под челюсть и прижал большие пальцы к затылку, а потом резко и со всей силой наклонил голову вперед. Он умер прежде, чем что-то понял. Я сломал ему шею между четвертым и пятым позвонками. Этому приему меня научил отец, когда мы жили на марсианском севере, и я был рад, что мышечная память не подвела меня. Вергилий Кетаусов с изумление уставился на мои руки.

— Тихо! — сказал я, вталкивая его в кладовку и закрывая за собой дверь. — Тихо!

Кетаусов дрожал, как осиновый лист. Я обыскал его, но ничего не нашел. Он глупо хихикнула, изображая из себя то ли гея, то ли драгвина:

— Противный… Я расскажу Акиндину, что ты ко мне приставал.

— Придержи язык!

— Я тебя сразу приметил… еще тогда в театре…

— Да пошел ты, знаешь куда! Где оружие?!

— Тебе этого не понять… — сказал он во все той же игривой манере.

— Не буди во мне зверя, — мирно попросил я, прислушиваясь к шуму в коридоре.

— А хотя бы и зверя, — продолжал он кривляться.

— Что?! Что ты себе возомнил?!

Больше всего он боялся моих рук. Он следила за каждым моим движением, как осужденный следит за приготовление палача. Лицо его дергалось.

— Я его достаю, когда хочу…

Вид у него был оторопелый.

— Откуда? — поинтересовался я, подозревая, что Вергилий немного не в себе.

— Я не знаю, я просто делаю такой жест, — он завел правую руку за спину.

— Как-как? — Я следил.

Действительно, 'указка' в его руке появилась в тот момент, когда рука тыльной стороной легла на спину.

— Дай-ка, — попросил я.

Он протянула 'указку' так, как протягивают вилку за столом, опасаясь уколоть соседа.

— Все равно она не стреляет в чужих руках…

В дверь забарабанили. Должно быть, обнаружили тело молодца. Мне некогда было раздумывать. Я вложил в его руку 'указку', навел ее на стену под окном и приказал:

— Стреляй!

— Они убьют меня… — скулил Кетаусов. — Акиндин мне не простит…

— Стреляй! — крикнул я, потому что в дверь били чем-то массивным.

Он выстрелил. Белесый шар вынес наружу часть стены, и в проломе сквозь дым и пыль я увидел дорогу и набережную Фонтанки. Мы выскочили на улицу. Несколько праздно стоящих хлыстов безучастно смотрели на нас. У них была плохая реакция. Вдруг они стали кричать и показывать на нас пальцами. Со стороны гостиницы 'Красный лев' бежали вооруженные хлысты. Слева по набережной навстречу маршировала колонна новообращенных. Деваться было некуда, как только перебираться по разрушенному мосту, в центре которого зияла большая дыра от мины, а перила были снесены взрывной волной. Мне пришлось довериться прогнутой арматуре, на которой остались куски асфальтового покрытия. Внизу среди зеленых листьев кувшинки блестела вода. Какой-то странный крокодил в предвкушении обеда посматривал на меня. К счастью, по мне не стреляли и я не стал его жертвой. 'Указку' я у Кетаусова предусмотрительно отобрал и забросил за гранитно-ажурную парапет Фонтанки.

Самого взрыва я не видел, и вначале даже не понял, что произошло, только оглянулся. Зеленая крыша цирка приподнялась в воздух. Она висела над городом на фоне голубого неба целую минуту, а потом рухнула. И только тогда раздался грохот. Площадь Белинского заволокло пылью и дымом. Покосившийся шпиль Симеоновской церкви сиротливо торчал над пальмами, указывая дорогу к спасению. И я побежал.

— Давай сюда! — крикнул кто-то из-за большой кучи битого кирпича, поросшего все той же стелящейся травой. Я узнал Луку по его красной шапочке 'карапуза', которая маячила сверху.

Я пересек дорогу и вскарабкались к нему. Он снова дал две короткие очереди в сторону развалин.

— Я уже полдня партизаню, — похвастался он, грозным взглядом обозревая улицу.

— По-моему, война кончилась, — заметил я.

— Жаль! — сказал он, садясь на кирпичи. — Я бы еще повоевал.

В глазах его горел азарт. На нем был армейский разгрузочный жилет, в карманах которого торчали магазины.

Поднимая тучу пыли и обрывая жесткие стебли травы, мы скатились прямо на Лиговский.