Черные бароны или мы служили при Чепичке

Пани Магда была несчастной женщиной. Когда в сорок шестом году она выходила замуж за страхового агента Шошолака, она и не подозревала, что этот бледный и худосочный мужичок окажется её величайшим несчастьем. Пан Шошолак безмерно любил горячую и темпераментную Магду, трудился только ради неё, и планировал долгую жизнь рядом с ней. Но когда выяснил, что Магда изменяет ему с колбасником Бухтой, без размышлений распрощался с жизнью, повесившись на шнуре от кипятильника. Само по себе это событие не было такой уж страшной трагедией, и Магда бы скоро оправилась. Трудность заключалась в том, что пан Шошолак добровольно ушёл из жизни как раз 25 февраля 1948 года. Окружающие посчитали это политическим выступлением, и кое-кто утверждал, что Шошолак не мог пережить победу трудового народа. Соответственно поступили и с его вдовой. Любовник, который как раз ловко перескочил из народно–социалистической партии в КПЧ, по тактическим соображениям её бросил, и Магда, причисленная к классовому врагу, могла поблагодарить лишь своё жизнелюбие и энергичность за то, что не воспользовалась шнуром от кипятильника по тому же назначению, что и её супруг. Она вела грустный образ жизни отверженной женщины, и зелёный свет надежды загорелся для неё лишь тогда, когда за городом расположился стройбат.

Только от надежды до её реализации порой бывает далеко. Строгий военный режим, ограничивающий выходы из части до минимума, не способствовал вдовушкиным намерениям. Только этим можно объяснить то, что она нацелилась на солдат, приходящих в город на театральные репетиции, и что, наконец, сошлась с Кефалином, чья статность вызывала большие сомнения. Возможно, этом поспособствовали громкие россказни Черника о его режиссёрской славе и почти европейской известности. Начали даже поговаривать, что Кефалин должен был выступать на гастролях в Большом театре в Москве, но за неделю до премьеры его отца посадили за шпионаж, так что советские товарищи сочли нужным выразить сожаление о сценическом успехе и отправили Кефалина обратно в Прагу. Ясно лишь то, что склонности пани Магды вылились в то, что иногда называют»отношениями».

В тот вечер она приготовила небольшой банкет, и от одного взгляда на стол у Кефалина потекли слюнки. Тут были холодные закуски, торты, пирожные, апельсины, а в раковине охлаждались две бутылки белого вина. Кефалину пришло в голову, что здесь предвидится более длительное отсутствие в части, чем он изначально предполагал. Он ведь происходил из культурной семьи и знал, что неприлично будет наброситься на приготовленное угощение, быстренько покувыркаться в постели и снова натянуть ботинки. Кефалин вздохнул и допустил, что к полуночи он не вернётся.

В эту минуту он и предполагать не мог, что покинет ласковую вдову лишь в половине шестого утра, и что всю обратную дорогу будет бежать, чтобы успеть незаметно смешаться в бойцами, убывающими на работу. И уж тем более не мог предполагать, что вернётся в пустой лагерь, из которого за ночь исчезло всё, что напоминало бы о присутствии войсковой части. Что не найдёт даже собственных вещей, и с ужасом поймёт, что его рота переехала на неизвестное ранее место. Что будет погублена не только премьера, и его отношения с несчастной вдовой, но и его репутация образцового ротного агитатора и комсомольца.

Глава десятая. НАРУШИТЕЛЬ В СРНИ

Кефалин стоял посреди покинутого лагеря и усиленно размышлял, что, впрочем, в эту минуту было бесполезно. Множественные следы от шин грузовиков однозначно свидетельствовали о том, что какая-либо надежда встретить своих сослуживцев напрасна. Кефалин все яснее осознавал, что ситуация, в которой он ни с того оказался, очень незавидна. Хоть он и недолго прослужил в армии, но знал, что оставление части во время повышенной боевой готовности может иметь скверные последствия. Это было не первое любовное приключение, в котором заключительное слово произносил военный прокурор. Кефалин уныло поплёлся на стройку, надеясь найти там какую-нибудь информацию. Но его надежды были напрасны.

Когда Кефалин объявился на стройке, вокруг него разразилось всеобщее веселье. Рабочие прикидывали, сколько месяцев он получил за свой поступок, но куда делась рота лейтенанта Гамачека, никто не имел ни малейшего представления. Мало что знал и начальник строительства Григара.

— Уехали куда-то на Шумаву, — сказал он, — а завтра к нам переведут другую роту из Непомук. Позвони разве что на Зелёную Гору!