Черные дельфины

— Я знаю. Мои соболезнования вашей потере. Но дело важное, и я бы хотела обсудить его лично. Куда можно подъехать?

— Подождите, как вас там? Я не собираюсь выслушивать очередную слёзную историю о вашей тайной любви! Если бы это было правдой, Антон нашёл бы возможность со мной объясниться. Я могу сомневаться в его верности, но в порядочности — никогда! И уж тем более если бы он хотел что-то оставить вам в наследство…

Инга не думала, что напорется на такой острый осколок чужой жизни.

— Простите! Вы меня неправильно поняли! — Ей стало жалко свою собеседницу. — Я хотела поговорить о другом. Я журналист муниципальной газеты. Пишу о выдающихся людях нашего района. Хотела бы рассказать об Антоне Валентиновиче. О нём должна остаться память как о талантливом хирурге и отзывчивом человеке. Давайте встретимся, и вы мне расскажете о нём.

— То есть? Извините… — Жанна Васильевна ненадолго замолчала. — Да, он был человеком редкого дара и души. Хорошо, давайте… Мне удобно на Ленинском, в Пироговке, знаете? На следующей неделе, вторник подойдёт? В районе часа.

— Спасибо вам большое! Я перезвоню.

Баб-Люся прошла с ведром в ванную. Инга вернулась к себе. На столе всё было убрано. Кнопки сложены в коробку, маркеры — в стаканчик, скатанный лист ватмана аккуратно задвинут в один угол, ноутбук во влажных разводах — в другой. В комнате ощутимый запах пота, слипшегося со сладостью цветочного дезодоранта. Инга открыла окно. Холодный осенний воздух кажется чище и свежее жаркого летнего ветра.

— Слушай, стул отцовский у тебя совсем рассохся, смотрю, — крикнула из ванной баб-Люся. Голос пробивался из-под журчания воды. — Да и у буфета в кухне нижние створки покосились. Давай Гриша зайдёт, посмотрит? Может, подкинешь ему пару заказиков, а то у него с деньгами напряжёнка в последнее время?

Когда у твоего Гриши было по-другому?

Инга салфетками насухо вытерла ноутбук. В следующий раз надо брать его с собой, чтобы уберечь от Люсиной уборки.

— Хорошо! — крикнула она как можно громче. — Пусть позвонит мне и приезжает! Стул действительно скоро на запчасти развалится, я на него садиться боюсь!

Indiwind прислал ссылки на страницы в соцсетях: над каждой ссылкой лаконичная пометка «сестра адлера», «племянница скворец», «аккаунт малышева нет родственников в соцсетях».

Инга открыла последнюю, Малышева. На аватарке — та самая официальная фотография из секретной папки. Дебелое лицо, размытый подбородок, очки в чёрной пластиковой оправе. Клетчатая бордово-белая рубашка, коричневый галстук. Взгляд растерянный, уголки губ опущены в каком-то презрительном снисхождении.

Лента почти пуста, последние фотографии — с прошлого новогоднего корпоратива. Большинство снимков — одинокие селфи на фоне московских и европейских достопримечательностей.

В информации о месте работы указано: ОАО «Банк Современные системы». Инга кликнула на сайт компании. Серо-синяя шапка главной страницы, остальные «находятся в разработке». Она скопировала адрес. Инга представила себе унылую офисную атмосферу цвета крапчатого серого ковролина, дешёвую ДСП-мебель, тени сотрудников, мучающихся от скуки и бессмысленности своей работы с восьми до шести. Чтобы разговорить таких, нужно разыграть интервью, дать им почувствовать оживляющий вкус собственной значимости. Дэну придётся поработать над макияжем и причёской.

У племянницы Скворец вся лента — как длинный список домашних дел: «Приготовить штрудель», «Как отстирать пятно от одуванчиков», «Укладываем детей спать за пять минут». Между лайф-хаками — видео и фото трёхлетней девочки на качелях, за столом, в магазине, за именинным тортом.

Страница сестры Адлера закрыта для посторонних. Инга отправила обеим запрос на добавление в друзья от имени Суховой.

Заглянула баб-Люся:

— Ингуш, я закончила. Погладить что-нибудь надо?

— Сегодня нет, спасибо тебе большое. — Инге хотелось, чтобы баб-Люся побыстрее ушла, но всё же после паузы предложила: — Может, останешься, чаю выпьешь?

— Да нет, пора мне. Внук приболел, сижу с ним вечером.

— Славик? Сын Марины?

— Да, с Гришиным мы и не видимся почти.

— Правда? А почему?

— Да Галка-гадюка не даёт. Как будто не она сама виновата, что развелись. Сама посуди, разве можно было с такой жить?! Ленивая, руки из жопы! Толком Гришу не накормит. Я даже после свадьбы его обстирывала, от неё всё бельё ко мне возил. А я ему — кастрюльки с борщиком, домашний «Наполеончик». Это где видано-то?

Баб-Люся охотно приняла вежливость Инги за сочувствующее любопытство. Начались подробности, из которых Инга уже не надеялась выбраться, но спас звонок Марины, баб-Люсиной дочки.

— Да еду уже, еду! — Баб-Люся нахлобучила платок, пуховую куртку, влезла в ботинки, зажевав смятый задник прямоугольной пяткой.

— Ну, бывай! До пятницы тогда!

— Спасибо! — Инга протянула очередной конверт.