Черные дельфины

«С начала 1987 года Далида находилась в состоянии депрессии, однако не прекращала творческую деятельность: изредка появлялась на телевидении, в конце апреля дала последний концерт в Анталье. Внешне для поклонников и простого зрителя ничего не предвещало трагедии. Однако певица всё острее ощущает своё одиночество и всё чётче осознаёт, что, добившись невероятного успеха, она потерпела фиаско в личной жизни: у неё нет ни мужа, ни ребёнка, годы начинают тяготить её. В ночь со 2 на 3 мая 1987 года Далида покончила жизнь самоубийством, приняв большую дозу снотворного и запив его виски. На столе осталась записка: «Жизнь для меня стала невыносимой. Простите меня». 7 мая отпевание в церкви Мадлен и похороны певицы на кладбище Монмартр приобрели поистине национальный масштаб — проститься с легендой пришёл практически весь Париж».

Так вот какую смерть мне приготовил Харон!

В этот момент Инга раздвоилась. Одна Инга леденела от того, как много Харон понял про Елизавету Сухову — намного больше, чем понимала про неё сама Инга. Ей хотелось забиться в угол, удалиться из группы, захлопнуть оба ноутбука — свой и Штейна — и больше никогда не возвращаться к этой теме. Потому что даже под прикрытием выдуманной личности она чувствовала свою уязвимость. Она боялась, что её не хватит на тщательное обдумывание каждого слова, на точное попадание в образ, что она проколется, сорвётся и одновременно с этим — проникнется его безумными идеями. Вторая была спокойна и восхищалась Хароном. И эта вторая Инга смотрела на текст предсмертной записки Далиды, приведённой в Википедии, обдумывала свои дальнейшие действия и набирала номер Эдика.

Слушая гудки, она скачала из фотобанка ещё одну фотографию «Суховой». На всякий случай проверила, кто эта женщина в реальности: французская модель на пенсии, умерла от рака поджелудочной железы три года назад. Инга грустно подумала, что хотя бы здесь она никому ненароком не навредит.

Надеюсь, что у Харона нет журналистского доступа к фотобанкам, иначе он тоже легко обнаружит, что фотографии Суховой фейковые.

— Инга! Рад слышать! — Эдик почти кричал в трубку. Она улыбнулась: ей нравился его раскатистый бархатный голос, особенно как он звучал по телефону. Ей нравилась его ровная радость, когда она звонила, его стабильное чувство, которое не смогло изменить ни её замужество, ни Катя, ни любовники, ни возраст.

— Привет, как же я соскучилась! — выпалила она и сразу поняла, что Эдик на том конце трубки замер.

— Ты звучишь иначе, — сказал он после паузы. — Ты никогда раньше не говорила, что соскучилась. А голос такой тревожный. Что случилось?

И тут её прорвало. Она поняла, что давно надо было позвонить Эдику и рассказать ему всё. Она говорила и говорила, останавливалась, плакала, закуривала и снова продолжала. Три раза прерывалась связь, но он перезванивал. Никто и никогда в жизни не умел её слушать так, как Эдик. Даже в его молчании на том конце трубки она ощутила живое, деятельное сочувствие.

На ноутбуке квакнуло сообщение. «Анна Адлер приняла ваш запрос на дружбу. Теперь вы друзья Nасвязи». Инга слушала Эдика и смотрела на открытое окошко мессенджера: «Анна печатает…»

Анна:

«Добрый день! Мы знакомы?»

— Слушай, мне тут ответила сестра Вениамина Адлера, — сказала Инга, — того, который йог и юрист.

— Который от истощения? — уточнил Эдик.

— Именно.

— Назначай ей встречу. Обязательно. Подожди. С какого аккаунта ты посылала ей запрос?

— Конечно, с фейкового.

— Это очень нехорошо. — Эдик напрягся. — Проще простого проверить, кто у человека в друзьях Nасвязи. А если твой Харон узнает, что Сухова задружилась со всеми родственниками людей, погибших в его группе, у него возникнут подозрения.

— Я совсем не подумала об этом. — Ингу бросило в жар. — Так что мне делать?

— Договорись о встрече и скорее убери её из друзей, — сказал Эдик. — Потом перезвони или напиши мне. Я поеду с тобой.

— Хорошо. — Инга тут же стала печатать, руки дрожали. — Спасибо тебе, Эдик. Спасибо. Я напишу тебе.

Елизавета: