Черные дельфины

— Какой ему поставили диагноз? — спросила Инга.

Анна собралась ответить, но к столику подошёл официант. Инга поняла, что так и не посмотрела на меню.

— Пожалуйста, кофе. А из еды что вы посоветуете? — спросила она, надеясь, что он так побыстрее уйдёт.

— Брускета с ростбифом очень вкусная. — Официант польщённо наклонился к ней ниже.

— Хорошо, — кивнула Инга. Она боялась, что Анна, после того как её прервали, не вернётся к нелёгкому разговору.

— Мне тоже, — сказала Анна и, подождав, когда официант отойдёт, просто сказала: — ВИЧ. Подцепил на отдыхе в Таиланде. Поначалу вообще не верилось: такое ведь не случается с теми, кого знаешь, правда? А тут — брат. Потом мне сказали, что это был первый этап горя — отрицание.

Официант поставил перед Ингой кофе. Они помолчали.

— У нас разница семь лет, — тихо сказала Анна, глядя в свою чашку. — Но мы очень близки. Были. Я про его Михаила знала, ну, что он с ним живёт. А родители все внуков ждали. А после Таиланда понеслось. Миша, конечно, ушёл от него. Он ему не столько диагноз — измену не простил. А Веня перестал скрываться — ему как будто всё равно стало. И в Сети всякие фотки повесил. Родители его на разговор вызвали в Саратов, думали — поговорят, постараются понять, они у нас мировые, а он им про ВИЧ — как обухом. Они совсем духом пали. Через полгода папа умер: инфаркт. Вот после папиной смерти у Вени и началась депрессия. Эти его альтернативные методы пошли в ход.

На столе с приглушённым звяком появилось два одинаковых блюда. Длинный обжаренный ломоть хлеба лежал в Ингиной тарелке наискосок. С него волнами свисал тонко нарезанный ростбиф, смазанный каким-то соусом, с натыканными тут и там вялеными томатами.

— Ему такого бутерброда на неделю бы хватило, — усмехнулась Анна. — Знаете, когда мне позвонили и сказали, что он погиб, я не поверила, что это самоубийство. В полиции тоже не поверили, начали расследование. Я ходила на допросы. Мы с ним поссорились незадолго до этого. У меня молодой человек появился, я их познакомить хотела, столик забронировала в хорошем ресторане, который раньше Вене нравился. Он пришёл тощий, костюм висит, от еды стал нос воротить, плеваться, наговорил мне гадостей. Мой бойфренд за меня вступился, так Веня обматерил его и ушёл. Звонил потом: «Прости, а то удавлюсь», меня это ещё сильнее разозлило, я трубку кинула. Месяц не общались, а потом звонок из полиции…

— Я очень вам сочувствую, вы ни в чём не виноваты. Вы не могли ничего сделать.

— Да, следов насильственной смерти не нашли, — как будто успокаивая себя, произнесла Анна. — А вскрытие показало, что умер от истощения. Я как представлю, какая это мучительная…

— Просто наступает сильная слабость, а потом засыпаешь. — Инга врала. На самом деле, она понятия не имела, каково это — умереть от истощения и какую силу воли надо для этого иметь. — Он умер, следуя древнему индийскому обряду очищения, который называется саллекхана. И у меня нет сомнений, что его склонили к такому решению в группе «Чёрные дельфины».

Анна беззвучно заплакала.

— Он не хотел умирать, — сказала она изменившимся, треснувшим от слёз голосом. — Он хотел вылечиться. Я так и знала, что кто-то вбил ему это в голову. Древний обряд… какая жуть.

Инга наклонилась и через стол погладила Анну по плечу. Та немного отстранилась, но сопротивляться не стала. За Аниной спиной, под окном, был детский уголок: зелёный коврик с изображением города и дорог, пластмассовый домик, раскиданные игрушки. Какое-то время Инга молча наблюдала, как годовалая девочка в белом платье и белом ободке с бантиком, надетом на почти лысую головку, методично стучит молоточком по металлофону, который издавал мучительные, звонкие стоны. Потом спросила:

— Он оставил завещание?

— Да, — удивилась Анна. — Почему вы спрашиваете?

— Должен же быть у этих людей мотив. — Инга посмотрела Анне прямо в глаза. — Я пытаюсь понять, зачем склонять людей к самоубийству. Ваш брат — третий человек из числа моих знакомых, кто был членом этой группы и трагически погиб.

— Но он всё оставил нам с мамой, — возразила Анна, — квартиру, машину, всё. Был, правда, какой-то депозит в банке, который Веня завещал своему дружку, но я даже не знаю, какая там сумма. Нотариус не оглашал.

— Откуда вы знаете, что дружку? — спросила Инга.

— Он приходил на оглашение, — вяло ответила Анна. — Вполне в Венином вкусе.

Инга открыла фотографии на своём телефоне и показала снимок, на котором она обнималась с Олегом. Один из последних.

— Вот этот приходил? — спросила она.

Анна внимательно вгляделась в лицо Штейна.

— Нет, — наконец сказала она. — Этот ваш красивый, брутальный такой. А тот был субтильный и голова большая. Мы с мамой даже подходить к нему не стали — не до него было. Я подумала только вскользь: «Странно, что его не было на похоронах, раз они были так близки», но и эта мысль быстро вылетела у меня из головы. Только вот сейчас вспомнила.

— А как его звали, не помните? — Инга чувствовала, что напала на след.

Анна отрицательно покачала головой:

— Это можно узнать у нотариуса. Могу позвонить.

Она достала мобильный.