Придётся просить Дэна — заглянет ненавязчиво, по-соседски. Катя любит с ним тусоваться. Для дочки он был проводником в дивный неведомый мир, до которого она уже дотягивалась на цыпочках и который остро её волновал. Все эти бьюти лайф-хаки, диеты, средства по уходу за кожей, причёски, примочки, стильные штучки и прочие девчачьи радости. Она написала Эдику и позвонила Дэну: тот радостно замурлыкал в предвкушении «рандеву с моим дорогим Катёнком».
— Какого ещё рандеву? — возмутилась Инга.
— Ладно-ладно, тоже мне полиция нравов, встретимся, поиграем в песочнице, все будет тип-топ, ты же знаешь: на меня можно положиться. Я умею обращаться с малышами. Ведёрки с лопатками только собери нам, пожалуйста.
— В десять тридцать, зайдёшь? У меня как раз есть набор формочек для песочницы «лучшие причёски сезона 1989».
Дэн хрюкнул:
— Это какие? Бокс? Полубокс? Знаешь, чем меня купить, Белова!
— Не проспи!
Она накинула куртку и спустилась вниз: почтовый ящик висел прямо на их доме. Опустив в него письмо с договором, Инга перевела 50 тыс. Харитонову. В тексте сообщения о переводе денег написала: «Помогите мне проснуться».
Постояла немного на холоде у подъезда, будто и вправду хотела проснуться. Дул резкий ветер, но небо было голубым и острым, как лезвие. Назад дороги не было.
Эдик подвёз её до «Кофемафии», но остался в машине: чтобы не спугнуть Анну.
— Я тут, — сжал он её руку, когда она уже выходила из машины. — Даже покурить не отойду. Имей в виду.
— Конечно, ты ж не куришь!
Инга посмотрела ему в глаза и сразу же опустила веки. Эдик был единственным человеком, взгляд которого она не выносила. В детстве она всех переигрывала в гляделки, всех, кроме него. Стоило ему посмотреть на неё пристально, ей тотчас казалось — что она стоит голая посреди бульвара под сильным прожектором белого рассыпчатого света. Так было тогда, так осталось до сих пор.
— Доброе утро! Столик на имя Анны, — сообщила она хостес у входа, которая стояла за высокой узкой тумбой, напоминающей трибуну.
— Вас ожидают, — улыбнулась та и начала пробираться между столами плавно, как кошка.
Сестра Вениамина Адлера Анна оказалась молодой девушкой с открытым лицом, она явно была младше своего брата, умершего в 34. Негустые светлые волосы заплетены в несколько косичек — прилавки «Плетём косы на любой вкус» в последнее время заполонили все торговые центры. Почти без косметики. Она пила чай, который принесли в пузатом тёмно-зелёном чайнике, так хорошо сочетавшемся с её кофтой.
— Анна, здравствуйте. — Инга протянула руку: — Елизавета.
— Очень приятно. — Прикосновение было нежным, слабым. Инга села напротив. За спиной у Анны было окно, и Инга видела профиль мужчины, полного и усатого, который курил на улице, натягивая пониже козырёк кепки — прячась от ветра.
Хостес протянула ей две картонки меню — «завтраки», «напитки», — кивнула и удалилась. Анна выжидательно посмотрела на Ингу.
— День сегодня какой ветреный, — улыбнулась Инга. Она чувствовала, что оправдывается, но не могла себя остановить. — Я рыжая, у меня от такой погоды всегда нос и щёки краснеют.
— Да, вы рыжая, — подтвердила Анна. — А вот на аватарке Nасвязи я видела совсем другого человека. Я знаю вас. Вы — та самая журналистка из «QQ». Правда, теперь вы перешли на социалку.
— Да, я писала вам с аккаунта другого человека, — подтвердила Инга. — Я вошла под ним в группу «Чёрные дельфины». Не хочу, чтобы эти люди знали мои настоящие имя и внешность. Я веду расследование и не собираюсь покончить с собой.
— Но я ничего не знаю про эту группу, — возразила Анна.
— Вениамин говорил о самоубийстве, да, — продолжала она. — Но про группу я ничего не слышала. Это одна из тех, которые склоняют людей к суициду? Про которые писали?
— Я ещё не очень понимаю, как работает именно эта группа. Боюсь, всё далеко не так просто, как было описано в статье Джебраиловой. Вениамин говорил о самоубийстве. — Инга не спросила, она просто повторила фразу Анны, чтобы вернуть её к теме.
— Да, но не сразу. — Анна опустила глаза. — Когда он узнал диагноз, он духом не упал. Сейчас же много способов лечения, медицина продвинулась, мы уже не в 90-х… Ему назначили курс, он чувствовал себя отлично, а потом увлёкся нетрадиционными способами лечения, йогой, сел на странную диету, очень похудел. Иногда мне казалось, что он и вовсе не ест. И вот тогда возникли эти разговоры. Он говорил: «Вот покончу с собой и вылечусь» или «Эта жизнь закончится, и я буду здоров». Чем очень пугал меня — нет, я не верила, что он это сделает — но боялась за его рассудок. Он ведь всегда был реалистом… А тут такой бред.