Черные дельфины

Словно предугадав её сомнения, Харон отправил новое сообщение. На этот раз он прислал копии диплома об окончании медицинской академии по специальности «психиатр» на имя некоего Харитонова Антона Фёдоровича, лицензии на медицинскую деятельность в качестве индивидуального предпринимателя и страничного договора на оказание услуг.

После такого приветствия Инга не рассчитывала, что он быстро перейдёт от лирики к делу. Да ещё предоставит сразу все документы, хотя копии могли быть поддельными. Она сразу переслала их Indiwind — проверить подлинность.

Харон замолчал — ждал от Инги ответного шага. Она колебалась. Просматривала профиль своего alter ego — худощавой дамы средиземноморского типа: шоколадное каре, подведённые чёрным глаза, красивый крупный рот — она была чем-то похожа на Фанни Ардан и, очевидно, осознавала это сходство и подчёркивала его. Подражание было заметно не только в макияже, причёске, но и в стиле одежды. При этом оно было не творческой, вдумчивой игрой с типажом, не его самостоятельной интерпретацией, а наивным, дословным, подростковым копированием. Бездейственная жалость к домашним животным — черта, придуманная самой Ингой, очень хорошо отражала тот же инфантильный идеализм.

Инга снова включила голосовое сообщение. Голос пробирал, как сквозняк, тембр оставался влекущим, а интонация, нет, сама мелодия голоса — волнующе необычной: он не говорил, он словно произносил слова нараспев, как Джо Дассен в проигрыше L'ete indien. Он даже немного гнусавил на сонорных согласных.

Вот оно что! Это не случайное совпадение и не общее, записанное для всех приветствие! Харитонов намеренно повторил интонации Дассена. Он угадал примерный возраст Суховой, её вкус и выбрал манеру её возможного кумира, чтобы на подсознании вызвать у неё симпатию и доверие. Сухова могла бы даже влюбиться в этот голос. Какой ход!

Он прежде Инги понял образ этой женщины, осознал мотив её подражания французским актрисам, её энергию неудовлетворённости, её утончённые мечты. Инга торжествующе воскликнула:

— Надо же!

У них с Indiwind получилось создать такого правдоподобного персонажа, который заставил таинственного психиатра проделать немалую работу. Харитонов не только попался, он сам навёл Ингу на ответный ход. Легенда сразу же пришла ей в голову. Эта девочка Лиза — недаром ей дано такое красивое имя, она единственная любимая дочь-красавица у одинокой матери. Одета, как куколка, в косички вплетены нарядные банты. Мама старается вовсю: холит и лелеет принцессу. Растёт отличница и рукодельница. Фортепиано и уроки французского. Принцессе полагается принц — заморский. Девочка ищет. Но ни один мужчина не дотягивает до идеала, который создала ей мама. И попадаются они все «не такие» — на руках не носят, цветов не дарят, комплиментов говорят мало — хотят унизить. «Всё ещё будет, моя красавица! Ты ещё встретишь его!» — убаюкивает мама и гладит по седеющим волосам.

Мама состарилась, ослабла и болеет, но по-прежнему во всём опекает дочку — и готовит, и убирает, и обстирывает, и делится пенсией. В какой-то момент Лиза решает завести ребёнка, но очередной поклонник снова кажется ей абьюзером, оскорбляет, высмеивает близкие отношения с матерью. Результат — выкидыш. «Зачем тебе ребёнок? — утешает мама. — Столько ответственности, хлопот, ты и представить себе не можешь. Нам и так хорошо. Вдвоём». У неё свой неосознанный умысел: лишь бы дочь оставалась с ней, не искала привязанности на стороне.

Вдруг мама умирает — и разом тает весь облачный замок, который она соорудила вокруг Лизы. Мгновенно приходит осознание возраста, несбыточности желаний, полной беспомощности: «Как платить за квартиру? Что принимать от головной боли? Где моё зимнее пальто?»

Пальцы быстро забегали по клавиатуре:

«Вы правы, я просыпаюсь. Но явь ужасна. Я ничего в ней не понимаю. У меня умерла мама».

Инга стёрла последнее предложение. Потом написала вновь и посмотрела на него. Она уговаривала себя, что, в сущности, это только слова персонажа, а она своего рода автор романа — для единственного читателя. Но фраза её коробила. Она нахмурилась и продолжила: