Закрывая ноутбук, Инга увидела, что Елизавете Суховой пришло личное сообщение от Харонa. Начиналось оно вежливо и формально, глаз успел ухватить начало фразы: «Уважаемая Елизавета, добро…», но дальше Инга читать не стала.
Это слово «повиси» снова напомнило Штейна, неестественно склонившего голову на одно плечо, его затёкшие руки, красные босые ступни, черное лицо. Инга нашла в заднем кармане джинсов жвачку и, чтобы не плакать, сунула в рот подушечку. Она выскочила из квартиры почти бегом.
На улице было холоднее, чем утром. Инга была рада, что намотала на шею шарф в самый последний момент перед выходом. Теперь она натянула его на уши и стала спускаться по Золоторожскому Валу, к храму Сергия Радонежского, откуда начиналась Николоямская. Пустынная улица, вереницей, как стражи, длинные дома по восемь-десять этажей. Первый этаж сдавался в аренду под мелкий бизнес, но место было очень неудачным, непроезжим, непроходным, и аптеки, кафешки, рестораны и магазинчики закрывались один за другим. Только «Пятак» и выживал — дешёвый супермаркет и в Сахаре найдёт себе клиентов.
Инга пообещала себе отдых. Кофе, десерт, никакого Харонa, никаких «Чёрных дельфинов» и даже никаких Жербаткиных. Но руки чесались. Стаи мыслей-гиен неслись за ней, чтобы схватить и сожрать. Два голоса звучало в голове. Первый шептал:
Второй говорил:
Не останавливаясь, она достала телефон, начала менять аккаунт в Nасвязи, чтобы заглянуть в сообщения Суховой. Женщину, выходившую из «Пятака» с пакетами в обеих руках, она не заметила и нечаянно ткнула в плечо. По асфальту покатились зеленые яблоки, неуклюже плюхнулся, но не лопнул, пакет молока.
— Извините, пожалуйста. — Инга убрала телефон и присела собрать яблоки.
— Вы что, следите за мной? — Инга подняла глаза — перед ней стояла Постникова.
— Здравствуйте. — Инга спокойно протянула ей яблоки. Ольга не шелохнулась. — Я тут живу. Минут пятнадцать пешком. В районе Таганки. Шла в «Сёстры Плюшкины» на Николоямской.
Инга улыбнулась. Постникова явно была ошарашена её приветливостью и бытовыми подробностями — про дом, про кафе. Она наконец протянула Инге пакет.
— Эта дурная привычка проверять телефон. — Инга наклонилась за молоком. — Знаю, нельзя на ходу. Совсем вас не заметила.
— Я живу рядом с этими «Плюшкиными», — выдавила Постникова.
— Правда? — Инга изо всех сил старалась, чтобы этот вопрос прозвучал непринуждённо, но чувствовала себя всё равно глупо, актрисой она была ниже среднего. — Уже переехали? — Ольга напряжённо молчала, сомкнув губы в бледно-розовую нить.
— Значит, нам по пути, — констатировала Инга, не давая ей опомниться.
— Я должна ещё зайти в аптеку, — возразила Ольга. — Муж подхватил где-то кишечную инфекцию.
— А, — разочарованно протянула Инга, — понятно. Как ни странно, очень помогает активированный уголь.
— Знаю, — еле заметно кивнула Постникова.
Она продолжала стоять. Ждала, когда Инга уйдёт.
— Так вы замужем? — спросила Инга.
— Гражданский брак. — Постникова не сводила с Инги своих чуть раскосых глаз. Их разговор был похож на игру в пинг-понг. Подача — подрезка, удар — успешная защита.
— Это хорошо. Ваш муж наверняка сможет подтвердить ваше алиби.
— Ну знаете! — вскинулась Ольга. — Это уж слишком!
— Зря вы думаете, Ольга, что я против вас, — тихо и прямо сказал Инга. — Но тут много странных обстоятельств. Вы не мать Олегу, не сестра и даже не бывшая жена. При этом вам, а не кому-то другому, достаётся самое главное наследство — квартира. И что примечательно — вы мгновенно туда переезжаете, да ещё с мужем. До оформления прав собственности! Будто бы ждали удобного случая, разве нет?
Лицо Постниковой пошло пятнами. Она раздула ноздри, как лошадь на переправе, но всё-таки попробовала обороняться:
— Вы тоже его наследница. Что вы делали в момент убийства? Есть кто-нибудь, кто может подтвердить ВАШЕ алиби?
— Вряд ли кто-то будет убивать ради аппаратуры и ненужных архивов, это смешно, согласитесь! По сравнению с квартирой-то… Но вы правы, я тоже в списке наследников и тоже не являюсь ему прямым родственником, поэтому автоматически попадаю под подозрение. Так что ваш вопрос вполне резонен. Но будьте спокойны — алиби у меня есть. В ночь гибели Олега я спала дома. Дома также была моя дочь, она может подтвердить.