Черные дельфины

— Я тоже спала дома! — выпалила Постникова. — Довольны? Это легко проверить — спросите у моего мужа. И хватит, прошу вас, хватит врать насчет кафе, хватит совать нос в мою жизнь, топтаться по моему району и вынюхивать, насколько быстро я переехала в свою, подчеркну, свою квартиру! Я сына одна растила, пока Олег жил в своё удовольствие! Я гроши считала, чтобы заплатить за няню, и я — больше никто, понимаете! — никто, только я его потеряла… У вас есть дочь. Вам ли не знать. Каждую ночь со дня Лёнечкиного появления на свет я молилась: «Господи, не дай мне пережить сына». Я так за него боялась…

Постникова замолкла на полуслове. Инга не знала, что сказать. Пошёл холодный игольчатый дождь. Они стояли друг против друга и мокли — высокая рыжая женщина против маленькой, худой, нагруженной сумками. Ольга раскачивалась на каблуках, смотрела в асфальт. Потом развернулась и, не говоря ни слова, ушла. Инга посмотрела вслед её сутулой спине, машинально подмечая: действительно, завернула в аптеку. Когда волосы совсем прилипли к вискам, она спохватилась, натянула шарф на голову и побрела домой. Аппетит пропал полностью… Асфальт стал мокрым, как чёрное зеркало, в нём отражалась её рябая мечущаяся тень. В такт дождю стучали каблуки.

Она сказала: «Что вы делали в момент его убийства?» Не гибели, не смерти, не суицида. Убийства! Постникова знает, что Штейна убили.

Глава 9

«#12 (Хемингуэй) пробудился».

Инга снова зашла в «Чёрные дельфины». Она быстро, будто кто-то за ней гнался, кликнула на залоченный фотоальбом. Её мрачное предположение подтвердилось: Харон добавил новую фотографию. Мужчина лет сорока пяти. Воротник рубашки, опрятная борода. Пустые, ничего не выражающие глаза. Инга скопировала снимок в свою папку, отослала его Indiwind и поторопилась выйти из аккаунта Штейна. Чувство, что за ней следят, не покидало. Вернувшись в группу под видом Суховой, она прочитала сообщение от Харонa:

«Уважаемая Елизавета, добро пожаловать в нашу группу! Надеюсь, вам будет здесь хорошо и спокойно. Предлагаю вашему вниманию моё аудиообращение».

Ну что ж, послушаем…

— В чём смысл жизни?

Как банально!

Словно предвидя её замешательство, он выдержал паузу, давая ей время вникнуть в его слова. Потом спросил снова:

— В чём смысл жизни? Вот какой вопрос мы на самом деле задаём себе, когда всерьёз задумываемся о самоубийстве. Всерьёз. Желание использовать самоубийство — с целью мести, шантажа, чтобы доказать что-то другим, — говорит лишь о глубокой детской обиде или травме. В этом случае я советую обратиться к обычному психотерапевту и заранее предупреждаю, что самоубийство не исполнит ни одного из этих желаний. Но я чувствую, что вы пришли к этой мысли трезво и зрело, через опыт отчаяния и утраты. И сразу хочу уверить: это не единственный выход. Никто не будет вас подталкивать к самоубийству, склонять к нему. Мы здесь для того, чтобы вам помочь.

Голос умиротворённый, текучий. Спокойный — от абсолютной уверенности, если не сказать — власти. С какой-то странной, непривычной интонацией, не искусственной, как у голосовой программы, а живой, но как будто иностранной, абсолютно не подходящей словам. Насыщенный голос, ровно огранённый. Кристалл аметиста. И ещё что-то, что пронзает насквозь, как глубокая тёмно-лиловая жилка, — опасность.

Снова пауза.

— Позвольте поздравить вас со скорым пробуждением! Да, вы хотите лишиться не жизни, а сна. Того морока зависимостей, горя, вины и страстей, который принято называть полноценной жизнью и который сдавливает веки вашего сознания тяжёлым дурманом. Иногда вас беспокоят проблески понимания, но вы не в силах освободиться. Я подскажу вам, как…

Сообщение закончилось. Наверняка это было стандартное приветствие, записанное, возможно, даже не самим Хароном, а талантливым актёром с хорошо поставленным голосом. Начитано было превосходно: завораживающий тембр, эффектная интонация и правильные паузы, но текст совершенно невозможный. Любого нормального человека он только отпугнул бы нарочитым сектантством. Своего имени специалист-суицидолог так и не назвал, ничего не сказал о своём образовании, не упомянул о медицинской практике, стоимости услуг. Не мог этот текст заинтересовать расчётливую Щекотко, и тем более — рационального и далеко не наивного Олега.