А теперь давайте повнимательнее присмотримся к деятельности Лжедмитрия I после его триумфального въезда в Москву в июне 1605 года. Первым делом он выплатил долги Ивана Грозного, как и подобало почтительному сыну. Когда горячо возлюбивший Самозванца Басманов доложил новому царю о безобразных интригах князя Василия Шуйского (князь откровенно мутил народ, утверждая, что царь вовсе не Дмитрий, а Гришка Отрепьев, продавшийся королю Сигизмунду и польским панам, и намеревается разорить церкви и извести веру православную), Лжедмитрий решительно отказался судить смутьянов. Дело передали суду, составленному из лиц всех сословий, который приговорил Василия Шуйского к смертной казни, а его братьев к ссылке. Самозванец рассудил иначе. В последний момент к Лобному месту на Красной площади прискакал вестовой из Кремля и остановил казнь. Шуйского помиловали и заменили смертный приговор ссылкой в Вятку. Народ, не привыкший к такому великодушию, отчаянно рукоплескал государю. Надо сказать, что Дмитрий вообще не преследовал тех, кто сомневался в его подлинности. Астраханский владыка Феодосий не уставал проклинать царя, величая его Гришкой Отрепьевым и призывая на его нечестивую голову все кары — небесные и земные. В конце концов Дмитрий призвал к себе распоясавшегося владыку. «За что ты, — спросил его царь, — прирожденного своего царя называешь Гришкою Отрепьевым?» Феодосий отвечал: «Нам ведомо только, что ты теперь царствуешь, а Бог тебя знает, кто ты такой и как тебя зовут». Дмитрий пожал плечами и отпустил дерзкого попа на все четыре стороны, не сделав ему ничего дурного.
В конце июля Дмитрий венчался царским венцом от нового патриарха Игнатия. Не будет преувеличением сказать, что царствование нового государя началось с небывалых на Руси милостей. Едва ли не всех опальных прежнего царствования вернули из ссылки. Уцелевшие Романовы удостоились неслыханных почестей: Ивана сделали боярином, а Филарету (отцу будущего царя Михаила) был пожалован сан ростовского митрополита. Дмитрий простил не только всех Годуновых, угодивших в немилость в самом начале царствования, но даже возвратил из ссылки Шуйских, вернув им прежние почести. Современник свидетельствует, что когда иной карьерист, желающий выслужиться, заговаривал дурно о Годунове, Дмитрий неизменно отвечал: «Вы ему кланялись, когда он был жив, а теперь, когда он мертвый, хулите его. Другой бы кто говорил о нем, а не вы, когда сами выбрали его». Поразительное благородство и вместе с тем удивительная безмятежность. На Руси так нельзя: на Руси нужно сечь головы, не разбирая правых и виноватых, и только тогда тебя признают своим, имеющим право судить да рядить по своему и Божескому усмотрению. Только тогда любой встречный-поперечный мужик будет бухаться перед тобой на колени, швыряя свой засаленный картуз в непролазную московскую грязь. Во всяком случае совершенно очевидно по крайней мере одно: царь Дмитрий Иванович не притворялся и не играл роль. Кем бы он ни был в действительности, в глубине души он ни на миг не сомневался в своем высоком предназначении, ибо с такой великолепной небрежностью может вести себя только человек, твердо знающий о своих неотчуждаемых правах на престол.
Царь Лжедмитрий I был на Московском троне совершенно необычным явлением. Впервые в истории России была сделана попытка привить к московскому дичку пышную розу европейской культуры. Косные порядки вековой неподвижной старины отступили в тень. Обладающий живым и гибким умом, молодой государь был прост в обращении, не спал после обеда (старая добрая московская традиция) и запросто ходил пешком по городу, толкуя с мастерами и прохожими на улицах. Он великолепно ездил верхом, самостоятельно вскакивая в седло, что тоже выглядело несколько необычно: царствующих особ на Руси было принято подсаживать под руки, а то и скамеечку подставлять — степенному человеку суета не к лицу. За обедом у Дмитрия играла музыка, чего тоже не водилось при прежних царях, да и сам он прекрасно танцевал. Народ развлекали скоморохи с волынками, не преследовались ни карты, ни шахматы, ни пляска, ни песни.