Американские чиновники надеялись, что кого-нибудь из арестованных можно склонить к сотрудничеству — нужно только правильное поощрение вроде иммиграционных документов или денег. Среди этих людей самым многообещающим выглядел рыдающий Хасан аль-Избах. Он не только был одним из высоких чинов иракской разведки; через него еще и осуществлялась связь с палестинскими боевиками, которых Запад считал террористами. Саддам Хусейн открыто поддерживал преступные группировки, подобные организации Абу Нидаля, отчасти чтобы упрочить свою репутацию врага Израиля у союзников-арабов. Кто-то из служащих иракской разведки мог бы пролить свет на мрачный мир террористических связей Ирака, и возможно, этим человеком станет Избах — если Бакос сумеет разговорить его.
В первые недели Бакос в Ираке за столом напротив нее сидели многие иракские офицеры, но подобного этому она еще не видела. Он был на удивление молод, где-то под сорок, и мало походил на бандитского вида оперативников, которые, похоже, составляли основную часть разведармии Саддама. Чисто выбритый, если не считать тюремной щетины, и даже без стандартных усов, какие носили почти все члены иракского правительства, он казался глянцевым западным менеджером. Но после начала военной операции вся его уверенность рухнула и превратилась в кашу. На допросах он если не плакал, то по большей части замыкался.
Бакос видела, что этот человек чего-то боится, и велела переводчику выяснить, чего именно. История Избаха оказалась сложной, но больше всего он боялся за свою семью, особенно за сына. Саддамовская партия “Баас” и ее разведка за несколько десятилетий убили и замучили до смерти тысячи иракцев. Теперь они были повержены, а выжившие и их родственники жаждали мести. Что будет с детьми Избаха, особенно пока он в тюрьме?
После недолгого раздумья Бакос сделала небольшой шаг ему навстречу. “Если вы поможете мне, — сказала она, — я разрешу вам связаться с семьей”. Избах затих, обдумывая предложение. Потом кивнул в знак согласия. Старый режим пал; ему нечего терять, а приобрести он сможет много, если заговорит. Появился наконец шанс осветить глубочайшие подземелья выстроенной Саддамом системы безопасности; проводником станет человек, который знает каждый поворот.
Бакос повела Избаха через паутину иракских связей с террористами, позволяя ему подробно описывать палестинских и иранских боевиков, которых Саддам поддерживал долгие годы, а когда они ему надоедали — приказывал убить. Но когда речь зашла об “Аль-Каиде”*, Избах пожал плечами: здесь говорить не о чем. Возможно, несколько лет назад были какие-то встречи на низшем уровне — малозаметные, на которых одна сторона пыталась оценить другую. Но из них ничего не вышло. Светский режим Ирака преследовал и убивал исламских экстремистов, и лидеры “Аль-Каиды”* ненавидели иракского диктатора. Недоверие было слишком велико даже для зачаточного сотрудничества.
“А что насчет Заркави?” — спросила наконец Бакос. “Мы слышали о нем, — сказал Избах. — Но не общались”. Совсем ничего? Бакос продолжала давить, чтобы увидеть, не попытается ли Избах уйти от ответа. “Если бы вы с ним встретились, — спросила она, — то попытались бы завербовать такого человека?” Ответ был простым и категоричным: “Нет”.
Избах сдержал свое обещание, теперь Бакос предстояло сдержать свое. Принесли телефон, и бывшему офицеру разведки разрешили позвонить жене — впервые за несколько недель ареста. Бакос ненадолго задержалась в помещении, чтобы удостовериться, что соединение установлено. Когда на том конце провода раздался голос, Избах снова зарыдал в три ручья.
Оставив иракца на попечении американской военной полиции, Бакос тихонько переместилась к двери и выскользнула из трейлера.
Очередь на подачу заявления для визы возле иорданского посольства была небольшой для вторника, даже для раскаленного вторника в начале августа, когда температура к десяти утра уже взлетала почти до сорока градусов. Поздним утром 7 августа 2003 года всего несколько десятков иракцев стояли в очереди, держась в тени бетонной стены, тянувшейся перед фасадом здания. Запыленные такси и старые седаны подкатывали к обочине тротуара и высаживали пассажиров; охранники-иракцы в форме, уже покрытой пятнами пота, жестикулировали и ругались еще более пылко, чем обычно, — признак нервного напряжения, охватившего сотрудников в последние двадцать четыре часа. Накануне кто-то перебросил через стену написанную от руки записку, предупреждавшую, что территория посольства подвергнется атаке.