Черные флаги. Ближний Восток на рубеже тысячелетий

Гораздо чаще смерть бывала пугающе случайной. Несколько недель после гибели шестнадцати десантников, убитых из засады в окрестностях города, американцев снедала жажда мести. Жилые кварталы ежедневно подвергались обстрелам, пули дырявили стены спален. Караульные на КПП автоматически открывали огонь по мотоциклистам, которые приближались слишком быстро или не понимали предупреждений, выкрикиваемых по-английски. В пустыне за пределами Рамади погибли сорок пять иракцев: военные самолеты атаковали постройку, которая, как упорно утверждали американские официальные лица, являлась явочной квартирой мятежников. Иракцы говорили, что истребители по ошибке обстреляли свадьбу. На любительской съемке видны тела женщин и детей разного возраста.

Озлобленные и униженные, населявшие Рамади сунниты поначалу приветствовали боевиков-сопротивленцев, а с ними и иностранных исламистов, которые хлынули в город, обещая выдворить интервентов. По сравнению с местными партизанами исламисты были организованны, дисциплинированны и бесстрашны. Но вскоре стало ясно, что в их планы входит не только борьба с американцами. Пришельцы захватывали дома, выколачивали “налоги” и продовольствие из владельцев магазинов. Объявив себя правительством, они являлись в жилые кварталы, тяжеловооруженные и с жестким моральным кодексом, запрещавшим спиртное, курение, женское образование и западный стиль одежды и причесок. Один житель Рамади вызывающе закурил в присутствии исламистского патруля — и был застрелен на месте.

Пострадал и бизнес, несмотря на неуклюжие попытки инсургентов учредить суды и обеспечивать людям самые основные услуги. Очень быстро выяснилось, что у повстанцев нет ни способностей, ни интереса поддерживать что бы то ни было в рабочем состоянии. Их КПП и придорожные мины сделали доставку крайне рискованным предприятием, даже если груз состоял, как в случае Зейдана, из коров и овец. В городе один за другим исчезли все признаки современной цивилизованной жизни: уборка мусора, телефонная связь, электричество. Лавочники, которые пытались поддерживать свой бизнес, обнаружили, что сделались объектами приложения произвольных и зачастую очень странных правил. В некоторых кварталах подверглись наказанию торговцы, выложившие огурцы и помидоры на один лоток. Джихадисты сочли, что эти овощи походят на мужские и женские гениталии и сводить их вместе недозволительно.

Несмотря на все эти трудности, иные торговцы все-таки поддерживали исламистов, надеясь хотя бы обрести защиту. Зейдан колебался. Присутствие иностранных войск в родном городе раздражало его. В равной степени его возмущало то, как беззастенчиво исламисты бросают вызов освященным временем племенным установлениям. Его приводили в ужас тактика исламистов и их жестоко-надменное самодовольство. Он жаловался друзьям на культ личности, который разрастался вокруг иорданца по имени Заркави — одетого в черное фантома, чьи подвиги уже стали в некоторых городских кварталах легендарными.

“Он окружил себя подонками из Анбара, — жаловался Зейдан. — Местные принимают его, потому что они овцы без пастуха. Но люди, которые рядом с ним, — отребье, люди без совести. И их тянет к Заркави, потому что у него много денег”.

Самого Заркави редко видели в городе, а вот его иракские подручные быстро приобрели известность как пестрая толпа головорезов. Самым известным был религиозный фанатик по прозвищу Омар-Электрик, крепко сбитый торговец со сломанными зубами, который, когда ему было лет двадцать, застрелил хусейновского полицейского, совершая акт возмездия за убитого родственника. Он нашел приют у “Ансар аль-Ислама”*, исламистской группировки, предоставившей Заркави укрытие в горах на северо-востоке Ирака. Когда Заркави вошел в Багдад, с ним был Омар-Электрик. В Фаллудже Омар поднялся до бригадира. Его банда стала одной из самых знаменитых в Ираке, его боевики производили молниеносные нападения на американские патрули, а для заработка занимались похищением людей с целью получить выкуп. Тех, за кого не могли заплатить, боевики убивали, хотя сам Электрик этого не делал. “Он клялся, что не обезглавил ни одного заложника сам, — рассказывал журналистам один из его товарищей. — Он говорил, что для совершения убийств выбирал людей, у которых нет сердца”.

В конце концов Заркави начал настойчиво требовать поддержки — байята, клятвы в верности — от племенных вождей и старейшин Анбара. Летом 2004 года двоюродный брат передал Зейдану, что Заркави ждет от него публичного заключения союза. Вопрос обсуждался за чашкой кофе, и это был первый из двух случаев, когда Зейдан столкнулся с требованием байята. “Дашь ли ты прилюдно обещание поддерживать Заркави?” — спросил брат.