В гримерке была одна Наталья, когда туда вошла Лена. Наталья сидела развалившись на диване, в легком сарафанчике, который, наверное, ей пришлось надевать с мылом, в зубах очередная сигарета, так как в стоящей возле него банке уже лежало два окурка.
Лена опустилась рядом, бросила свою сумочку на стул, та, упав, звякнула.
— Наташка, ты когда-нибудь убивала свое дитя? — Лена посмотрела подруге в глаза, в них глубокая тоска. Подбородок задрожал, глубоко вдохнув, она постаралась взять себя в руки. Лена знала, почему она молчит.
— А ты как думаешь? Я, как и все нашей профессии, прошла через это.
— Тебе никогда ребенок не снился, твой, я имею в виду тот, которого ты убирала. — Лена говорила тихо, почти шептала, но Наталья слышала все прекрасно.
— Не снился, — резко ответив, она вдавила окурок в коробку, — зато я слышала, как он плачет, — сощурив глаза, она посмотрела на Лену. — Видно, у тебя та же проблема, подружка? — Они помолчали — Я просыпалась среди ночи, — продолжала Наталья. — От детского плача или легкого детского смеха, вроде кто-то с малышом играет. Но это длилось, слава Богу, недолго, и было это после первого аборта, последующие молчали. Ты тоже что-то слышишь?
— Не только я, но и Данил; я сначала думала, что у меня крыша поехала, но ведь у двоих враз она не едет?
— Нет, не едет. Это пройдет. Быстро пройдет. А что Данил говорит?
— Он разозлился на меня, — ей не хотелось рассказывать подруге все подробно, у не и своих забот хватает.
Гримерка стала заполняться, послышались шутки, смех. Входящие первым делом закуривали сигарету, делясь последними новостями.
— Ольга, а малый у тебя крещеный? — вставая с дивана потянулась Наташа так, что ткань с ее сарафанчика подозрительно защелкала, Наталья опустила руки и вместо того, чтобы одернуть подол, сняла сарафан совсем, оставшись в легких трусиках.
— Зачем тебе знать? — Ольга никого не хотела подпускать к своей израненной душе.
— Хочу быть его крестной матерью, — Наталья подошла вплотную к изумленной женщине. — Причина проста. — Она сжала зубы так, что побелели скулы. — Своих детей у меня нет и не будет, а жить надо для кого-то. Как считаешь? — Ольга кивнула, соглашаясь с тем, что жить надо обязательно для кого-то, а иначе это не жизнь.
— Вот и будем мы две мамки пацана твоего тянуть, сколько сможем. — Ольга отвернулась, наклонив голову, Наталья обняла ее за плечи. — У нас будет хороший пацан, вот увидишь.
— Вы, никак, любовью занялись, — в дверях стоял удивленный Антон. — Сегодня все в сборе? Прекрасно. Надо, девочки, поработать на славу. Сегодня у нас гости из… Впрочем, вас это не касается. — Наташа повернулась к хозяину, он окинул ее взглядом.
— Прекрасная грудь, как раз мой любимый размер, — натянуто улыбнулся он, бросив взгляд на молча сидевшую Лену.
— Да что ты, Антоша, — Ольга подошла к нему вплотную. — Могу посоветовать твоей жене хорошее средство, — она вытянула губы, пытаясь поцеловать шефа в нос. — Препарат есть такой «Окси-10», слышал?
— Зачем ей? — не понял Антон.
— От прыщей, говорят, помогает, — она отошла от шефа, напевая себе под нос. Девчата дружно захохотали. Лена откинулась на диване, подняв вверх ноги, задергала ими, хватаясь за живот, юбка сползла по ее бедрам, оголив стройные ноги, заканчивающиеся белоснежными полосками. Девчата теперь уже и не знали, над чем смеются, то ли над словами Ольги, осмелившейся посмеяться над женой шефа, или над его растерянной физиономией. Антон побагровел, сказав что-то сквозь зубы, исчез из гримерки, где еще долго звенел смех, слышимый даже на сцене.
Девушки выбегали на сцену с улыбками, заражая посетителей хорошим настроением. В зале много мужчин. Их мало интересовало происходящее на сцене, хотя изредка они отвлекались от деловых разговоров и бросали взгляды на танцующих. Сегодня Лене пришлось работать. Свет на сцене чуть притушили, и она встала в тени, выставив в круг света только ножку, одетую в тонкий чулок с красивым цветком вместо подтяжки. Она медленно, под музыку, начала снимать чулок. В зале раздались возгласы одобрения. Лена не любила работать на такую, реагирующую на каждое ее движение, публику, ее больше устраивало, когда ее просто рассматривали, оценивали.
В круге света появилась ее рука в длинной, темной перчатке. Все повторилось… И вот она осталась в одном бюстгалтере, танцует под улюлюканье и нетерпеливый шепот, вот и последняя вещь сброшена и летит в зал под возбужденные крики. Ее пышные белые волосы рассыпались по плечам, она прекрасна! Даже из темноты зала она видит нездоровый блеск глаз. Сделав шаг, она встает в тень, тут же прикрывает себя накидкой, на сцене вспыхивает свет, она, улыбаясь, машет всем рукой, посылая воздушные поцелуи, и исчезает со сцены. Лена слышит, как пьяные голоса кричат «Бис!», требуя ее возвращения на сцену, но Антон умело шутит, отвлекая их внимание от Лены, и шоу продолжается.
— Ой, девки, по моему мы сегодня ничего не заработаем. Сейчас с дискотеки малолетки явились, они уже уселись на колени нашим клиентам.