Черные костюмы

Данила приходит с похорон Ельцина
Что-то не спал два дни, пацифист
Курил, судя по зубам, как подорванный
Рассказывает, как встретил Руцкого
Тот шел один, в черном костюме,
Хорошо пошитом,
И один охранник сзади и справа,
Всего один, как не охранник.
И я его спросил: помирились?
Да мы и раньше не ссорились, отвечает Руцкой,
Чего нам мириться.
Та-ак, последняя сигарета
Теперь уж чего мириться
Проходит мимо ментов, как их не видит
Чего мы не видели? – говорит Руцкой
И вправду, чего он не видел

А еще приехали сорок лбов
В черных костюмах, ну, пятьдесят
Ростом под метр девяносто
И глаза у них синего льда
И карего льда Добрые такие глаза
Человеческие глаза, внимательные такие
И не видят они ничего
Кроме гроба белаго
Это охрана его
За восемь лет собралась охрана
И один говорит
Ну, как они говорят
Ну, он был молодец
И проглатывает слово блядь
Великий был человек
Под метр девяносто
Он был, короче, цар, понятно?
И они проходят в церковь
Как блистательные самураи
Как в кино Такеши Китано.
Там были еще Авен и Гайдар
И американские президенты
Но это не заслуживает вниманья
Так, последняя сигарета

– Когда он вышел со злости с Лужком,
Данила говорит —
Когда Лужок сказал: вам меня не снять —
И они пошли гулять по Тверской
Чтоб напряженье снять —
С последнею сигаретой —
И они сказали: к вам тут народ
Вопрос у народа возник —
Это Данила возник с микрофоном,
Твою мать,
И этот лоб
Поставил локоть меж ним и ним,
Чтоб ничего, твою мать,
И Борис Николаич, живой, сказал:
Ну. Эт-та. Все будет хорошо.
Во как ты завернул, молодой.
И посмотрел со значением.
И этот лоб ему говорит,
Даниле сейчас говорит:
А я тебя помню. Ну, че-то ты сдал.
И дальше пошел
Никого не сдал
Они никто никого не сдал
У них похороны
Самурайские
Государственная президентская охрана
Как в голливудском кино
А у наших кишка тонка
Искусство отстает от жизни
Это довольно позорно

И Данила еще говорит:
Ну, нынешние – это смешно
Те защищали его
А эти людей пугают
И потом, что ни говори,
Как там девочки ни говори,
Все дело в росте. В размере.

Нынешний стоял, кусал губы.
Ну, чего ему без него делать?
Тут мы с Данилой оглянулись
Со своего седьмого этажа
На Москву-красавицу в центре Кольца
И сказали
Друг другу
Практически хором:

Эта возлюбленная нефть —
Всего лишь форма для того, что
Нам завещал великий Ельцин.

Ошибка его, говорит Данила, не 93-й.
Я сидел в Парламенте две недели.
Я не жрал, не срал и не мылся.
И там, знаешь, были реальные фашисты,
Говорит Данила, куря последнюю сигарету.
Его ошибка – не войска в Чечне.
Он просил прощенья
31 декабря 99 года
За все, что он сделал.
Его ошибка – не то, что он перепутал
Когда наступает Миллениум.
А что он испугался за близких
И отдал страну гебне.
А они так попотели
В девяностые годы, так просрались,
Что не допустят нового передела.
Но, знаешь, не в этом дело,
Говорит Данила
Просто его охрана
Его люди в черных костюмах
Гораздо красивее, как в кино,
Тех, кто стоит сейчас

Возможно, дело в размере.
Но и в выражении глаз.
Я тебя уверяю.