Эзабет нажала панель на стене. Дверь захлопнулась. Я ударил по панели на моей стороне – но дверь осталась на месте. Между мной и Эзабет возникла стена в полфута старого дуба.
– Нет! Эзабет, не делай этого! Эзабет! – орал я.
Потом мой крик превратился в бессловесный вой ярости, обиды, отчаяния.
– Не делай! – выл я, пиная дверь.
Столько пройти и вынести, так найти – и так потерять. Это неправильно. Несправедливо. Нечестно.
За спиной послышался шум. Я обернулся. По лестнице спускались драджи в черненых доспехах. Широкоплечие твари, руки в буграх мускулов, безносые лица с липкой серой кожей. Ко мне явились самые старые, сильнее всего изменившиеся вояки Дхьяранской империи. У первого – красные полоски на доспехах, на ногах и руках – молитвенные ленты такого же цвета. На меня уставились желтые зенки.
– Ты. Уходи. С дороги, – прохрипел он.
Изуродованная глотка с трудом справлялась с человеческой речью.
– А может, вам валить отсюда, а? – предложил я.
– Бог. Внизу.
– Ненадолго, – заверил я.
Бесстрастное лицо драджа вдруг перекосило от ярости, губы растянулись, показав двойной ряд остроконечных зубов. Драдж вытащил кривую саблю, занес двумя руками над головой и бросился на меня.
Есть мужчины, рожденные для того, чтобы очаровывать дам и разносить свое беспутное семя по миру. Есть те, кто родился для созидания, чтобы их творения вдохновляли мечты и дарили идеи грядущим поколениям. Есть и те, кто родился пахать поля, растить хлеб и сыновей, чтобы те пахали поля, растили хлеб и сыновей, и так далее.
Я родился, чтобы отнимать жизнь.
Я выставил меч и щит навстречу удару. Затем я отклонил саблю щитом, взмахнул мечом над головой и мощно ударил справа. Шлем драджа прикрывал лишь верхнюю часть удлиненного черепа, и тот взорвался, как расплющенная дыня. Верхушку смело́ начисто. Тело мешком рухнуло наземь. Хорошая работа. С одного удара мертвее некуда. Не очень-то ему помогли молитвенные ленты.
Драджи уставились на труп под ногами. Интересно, кого я прикончил? Капитана? Или генерала? Но замешательство длилось недолго, и они тоже поспешили навстречу смерти. Второй кинулся, замахнулся молотом, открывшись, и я просто ткнул мечом в лицо. Драдж все равно ударил молотом, но я с легкостью принял удар на щит и щитом же отшвырнул брызжущего кровью подранка на третьего драджа. Перед моим носом просвистел меч, раз, другой. Я сделал дальний выпад, чтобы спровоцировать атаку, отбил ее и ударил вниз, в ногу. С ударом я просчитался, ткнулся в доспех, но здоровенная туша драджа оказалась неповоротливой, и я ударил под меч и под челюсть. Еще один труп. Да, план убить двоих – явный недобор. Никаких амбиций, право слово. Здесь – мое место в жизни, моя причина жить. К чему кривить душой? Резня мне искренне нравится.
Фос-трубки над головой засветились сильнее. Из-за двери за спиной загудело. Я заревел от ярости, от обиды на несправедливость. Драджи попятились, думая, что я вызываю их на бой, глядя на стонущие окровавленные тела на полу. Драджи ненавидят людей – но умирать не спешат, как и мы.
– Давайте, недоноски! – издевательски заорал я.
Глаза защипало от слез. От магии Эзабет стало светлей, чем днем, и драджи занервничали. Гудение усилилось.
У нее получается!
Откуда-то возник гребаный ворон. Он подлетел к единственному уже скончавшемуся драджу и клюнул его в глаз. В коридор густо набились серолицые твари. Сюда лез целый легион. Наверное же, спешат на помощь господину.
– Может, тебе стоит помочь в выдирании сердца из их бога? – прорычал я.
Ворон захохотал и клюнул второй глаз. Двое искалеченных поползли прочь. Я ударил одного в затылок. Но, как ни странно, не убил.
– Не поможешь? – спросил я у ворона.
Тот не обратил внимания. Наверное, собрал силы, чтобы добить Шаваду внизу.
Двое драджей попробовали напасть с копьями. Копье – царь оружия, но не в узком коридоре. Драджи пытались тыкать, я скорчился за щитом, отбивая удары. Увы, бесценная гравировка и птицы с башнями пали жертвой ужасов войны.
Ответить копейщикам я мог разве что ругательствами. Их товарищи столпились за спинами, подталкивали, убеждали идти вперед. Те пошли. Один споткнулся о труп. Я тут же использовал оплошность, разрубив голову вместе с кожаной шапкой ровно посередине. Меч прошел, как сквозь масло. Ненависть во мне плескала кипящим свинцом и дала злую силу рукам. Второй копейщик грохнул копьем в щит, но кровь из разрубленной головы брызнула в глаза, и, пока драдж пытался смахнуть ее, моя ярость и сталь обрушились на него. Я глядел, как он умирает, сквозь пелену слез.
Затем я отступил, тяжело дыша. Драка выматывает, как никакая другая работа. Ныла левая рука под щитом, правую жгло огнем. Градом катился пот, заливая глаза. Я не увидел, как из коридора прилетела стрела, лишь ощутил удар о панцирь. Стрела отскочила. Вторая с жужжанием впилась в щит. Коридор жужжал от дхьяранских голосов, торжествующе каркал ворон, довольный кровопролитием, а за спиной все громче гудел фос.