Вот и настало время поквитаться самому. Здешняя банда предателей сейчас поймет, отчего не стоит даже по приказу князей, «малышей» с Глубинными королями или самих чертовых духов цепляться с капитаном «Черных крыльев».
К первому я подскочил со спины и трижды вогнал в шею кинжал. Солдат рухнул, я подхватил его меч. Хорошее оружие, но лишь чуть полезнее чайника, если не видишь, откуда прыгает враг. Второй возился с моим парнем. Оба схватили друг друга за правые руки и качались, стараясь высвободиться. Я рубанул, снес полголовы. Парня окатило алой жижей с ног до головы. Я ухмыльнулся. Свой ухмыльнулся в ответ и кинулся на новую жертву.
Я отыскал Станнарда.
Тот уже успел окровавить меч – видно, прикончил кого-то, получил взамен порез на предплечье, но своей прыти не унял. Ублюдок уставился на меня с лютой злобой. Понятно, раз не удалось потыкать горячим железом, так хоть холодным. Но ты у меня, сволочь, быстрой смертью не обойдешься.
Атаковал он мощно, давя и силой, и техникой. Клинок полетел со свистом. Я шагнул вправо, подставил меч, отклоняя удар. Фехтование – это искусство непрерывного движения, и мой меч тут же ушел вверх, целя в голову. Станнард среагировал мгновенно, инстинктивно отклонился вправо и отбил мой меч так же, как я только что отбил его. Сталь врезалась в сталь, выбив сноп искр. Я отбил удар, рубанув высоко и наискось, – Станнард чуть успел остановить острие, летящее в лицо. Он смешался на мгновение – и поплатился. Я отбил его меч вниз, ударил и попал. Станнард сдавленно охнул – в животе засел фут стали.
Все произошло почти мгновенно, за шесть-семь биений сердца. Когда враги шалеют от ненависти и ярости, нет времени на финты, квинты и терции. В свалке боишься ножа в спину больше, чем меча в лицо. Станнард посмотрел мне в глаза и замахнулся. Раз бессмысленно защищаться, так лучше забрать врага с собой. А человек, распаленный яростью, способен снести голову и с железом в кишках. Я навалился на Станнарда, обхватил, вдохнул полной грудью аромат немытой подмышки. Мы шлепнулись наземь, я откатился в сторону, а Станнард остался лежать, беспомощно тыча мечом по сторонам. Все, конец. Ублюдку уже не подняться.
Меня подхватили, вздернули на ноги, я сжал кулаки – но вовремя узнал Ненн. Она свирепо ухмылялась, распаленная, как тигрица. Я обнял ее и прижал к себе так, что захрустели ребра.
В кузне висел чад горелого пороха и фитилей, почти перекрывавший вонь крови и трупов. Под ногами хлюпало липкое месиво. Булькали и хрипели умирающие, кто-то плакал, держась за отрубленную ногу. Я осмотрел победителей, едва различимых сквозь дым. Есть и мои ребята, но есть и незнакомые. Откуда они взялись и как нашли меня?
М-да. Слишком много вопросов. Ответы могут подождать. Ненн мрачно ухмылялась мне. Пискун шипел от боли, щупая порез на ключице. Ничего страшного, выживет. В строю осталось семеро моих. Четыре трупа, трое тяжелых. Нет времени проверять, выживут или нет. Граф стоял с рапирой в руке и тяжело дышал.
– Привет, Танза, – сказал я.
– Здравствуйте, капитан.
– Как оно?
– Я убил двоих, – безучастно выговорил он и указал на пару окровавленных тел.
Похоже, одного уже прошило мушкетной пулей перед тем, как Дантри проткнул его рапирой, но какая разница? Главное, живой враг стал мертвым.
Эзабет стояла в дверях с мушкетом в руках. Дымился зажженный фитиль. Но, похоже, она так и не выстрелила. На ее плече сидела и каркала ворона. За спиной Эзабет, на улице, было черным-черно от воронья.
– Ко мне явились птицы, – сказала Эзабет. – Я поняла, что он прислал их.
Я посмотрел на свою татуировку. Честно говоря, я не питал никакой благодарности к Вороньей Лапе. Еще один должок Безымянному. Хотя приятно знать, что он все еще заботится обо мне.
– Что нам делать с ней? – спросил Дантри.
Ох, уж больно ты, парень, серьезен для юнца без единой морщинки. Ты это брось. И не гляди так на нашу героиню Эроно Хайренградскую, забившуюся в дальний угол. Та застыла, уставившись на разномастное сборище наемников, ее глаз лихорадочно крутился в глазнице, словно пытался выбраться наружу.
– Вы про нее? – осведомился я, поднимая раскаленную кочергу. – С ней мы учиним очень много очень плохого.
– Пусть она и преступница, вы не можете поднять руку на электора Дортмарка, – сказал Дантри. – К тому же она наша кузина.
– Она изменница. И чертова лгунья, – сказал я. – Тут был «малыш» и очень мило беседовал с вашей дорогой кузиной.
Я сощурился. Меня трясло от злобы, сводило зубы от ненависти. Страх не просто оставляет человека. Страху нужно другое место, нужно выместиться, излиться. Большинство вымещает его на каком-нибудь попавшемся под руку бедолаге. Я в общем-то такой же, как и большинство.
Я посмотрел на дымящийся конец кочерги. Ситуация перевернулась всего за пару наполненных вонью, грохотом и лязгом минут. Железо даже не перестало светиться. Мне захотелось засунуть его Эроно в задницу до упора. Пусть старая сволочь зажарится изнутри.