Черные кувшинки

Одна.

Ни звука. И никакого Нептуна.

Я попыталась себя вразумить. Что за глупые страхи! Это место так на меня действует! Я давным-давно перестала верить в зловещие предзнаменования, роковые совпадения и прочую чепуху. Ничего случайного на свете не бывает. Просто…

Господи! Где моя собака?

– Нептун!

От крика у меня заболело горло.

Я снова и снова кричала:

– Нептун! Нептун!

Тополя молчали, онемев навсегда.

Ох.

Вот и он. Возник неизвестно откуда, выскочил из папоротников и бросился к моим ногам. Смотрит виноватыми глазами, будто просит прощения за то, что пропадал невесть где.

– Ладно, Нептун, пошли назад.

Картина вторая Экспозиция

День тринадцатый 25 мая 2010 года (Луг в Живерни) Отречение

81

Я вернулась с Крапивного острова. На сей раз за фермой Ришара Патерностера я свернула не к мельнице Шеневьер, а направо, где рядом расположены три автомобильные стоянки. Нептун крутился рядом. Со стоянок начали разъезжаться автобусы и легковушки. Отдельные обормоты-водители, сдавая назад, не давали себе труда посмотреть в зеркало заднего вида и пару раз чуть не наехали на меня. Я стучала им палкой по бамперу, по ветровому стеклу. Ни один не посмел огрызнуться. Даже извинялись.

Вы уж меня простите, каждый развлекается как может.

– Пошли, Нептун.

Наконец я выбралась на шоссе Руа. Прошла немного вперед, до сада Моне. Народу было еще полно, каждому хотелось насладиться видом роз и кувшинок. И то сказать, денек сегодня выдался на славу. До закрытия сада оставался примерно час, но туристы, преодолевшие многие километры, покорно выстраивались в очередь и гуськом продвигались по садовым дорожкам. Так выглядит Живерни в пять часов вечера. Практически метро в час пик.

Я рассеянно смотрела на этих энтузиастов, но через секунду перестала видеть туристов. Я видела только ее.

Фанетту.

Я видела ее со спины, на берегу пруда с кувшинками. На ветках глицинии лежала ее картина. Я догадалась, что Фанетта плачет.

– Что тебе от нее надо?

Толстяк Камиль стоял на другом конце пруда, на зеленом мостике, над которым свешивались ветви плакучей ивы. Вид у него был дурацкий. В руках он держал маленькую картонку.

– Что тебе надо от Фанетты? – повторил Винсент.

– Да я… Я просто… – смущенно забормотал Камиль, – хотел ее утешить… Ну и поздравить. У нее же сегодня день рождения. Я принес ей открытку…

Винсент вырвал открытку из рук Камиля. Самая обыкновенная открытка. На лицевой стороне репродукция «Кувшинок» Моне в лиловых тонах. На обороте короткая надпись: «Одиннадцать лет. С днем рождения!»

– Ладно. Я ей передам. А сейчас оставь ее в покое. Фанетте сейчас никто не нужен.

Оба мальчика посмотрели на другой берег пруда, где Фанетта яростно работала кистью.

– Как… как она вообще? – тихо спросил Камиль.

– А ты как думаешь? – ответил Винсент. – Как мы все. Ошарашена. Сначала узнали, что Поль утонул. Потом эти похороны под дождем. Но ничего, она отойдет. Несчастный случай, что поделаешь. Бывает.

Толстяк Камиль заплакал. Винсент не обратил на это никакого внимания. Повернулся к нему спиной и пошел вокруг пруда, бросив напоследок:

– Не волнуйся, я передам ей твою открытку.

Тропинка вокруг пруда сворачивала налево и ныряла в заросли глициний. Едва оказавшись под их защитой, Винсент сунул открытку в карман и пошел к японскому мостику, раздвигая слишком низко склонившиеся к тропинке ирисы.

Фанетта стояла спиной к нему и всхлипывала. Она поднесла самую широкую, почти малярную кисть к палитре, на которой смешала самые темные свои краски.

Темно-коричневую. Антрацитово-черную. Густо-пурпурную.

Черную.

Фанетта наносила на свою радужную картину беспорядочные мазки. Она не смотрела по сторонам и ничего не пыталась воспроизвести на холсте – она хотела выразить неутолимую боль своей души. Как будто на пруд, наполненный играющей в лучах солнца водой, спустились сумерки. Нетронутыми оставались лишь несколько кувшинок, которые Фанетта оживила, прикоснувшись к ним тонкой кисточкой в желтой краске.

Редкие звездочки во мраке ночи.

– Камиль хотел прийти, – тихо сказал Винсент, – но я его не пустил. Велел оставить тебя в покое. Он хотел поздравить тебя с днем рождения.

Винсент дотронулся до кармана, но так и не вытащил открытку. Фанетта молча выдавила на палитру новый тюбик черной краски.

– Фанетта, зачем ты это делаешь? Ты же…

Фанетта повернулась к нему. Глаза у нее покраснели от слез. Той же тряпкой, какой вытирала кисти, она провела по щеке, оставив на ней черный след.

– Все кончено, Винсент, – сказала она. – Больше никаких ярких красок. Никакой живописи.

Винсент молчал.

– Все кончено, Винсент, – почти прокричала Фанетта. – Ты что, не понимаешь? Поль умер из-за меня! Он поскользнулся на ступеньке, когда лез за этой проклятой картиной. Это я послала его туда. Я сказала ему, чтобы он поторопился. Это я… я его убила.

Винсент положил руку ей на плечо:

– Да нет же, Фанетта. Это был просто несчастный случай, и ты сама это знаешь. Поль поскользнулся, упал в ручей и утонул. Никто в этом не виноват.

Фанетта всхлипнула.

– Ты очень добрый, Винсент.