– Хотя чем старательнее я собираю части головоломки, тем упорнее меня преследует мысль, что какому-то одиннадцатилетнему ребенку грозит опасность. Если мы сейчас бросим это дело, есть риск, что…
Сильвио Бенавидиш не успел договорить. По лестнице прогрохотали торопливые шаги, в комнату ворвался агент Мори.
– Сильвио! Только что из роддома звонили! Вроде как там началось! Сказали, воды отошли… Я спросил, что и как, но они со мной не стали разговаривать. Сказали, пусть папаша сюда мчится. Быстро!
Бенавидиш вскочил со стула и схватил свою куртку. Лоренс Серенак дружески хлопнул его по плечу:
– Давай, Сильвио, дуй! Об остальном забудь!
– Да… Ой… Но…
– Беги, дурила!
– Спасибо, Лор… То есть патрон… Ну, это… Лоренс, я…
Он пытался надеть куртку, но руки отказывались попадать в рукава.
– Чего ты тянешь? – торопил его Серенак. – Беги давай!
– Уже бегу. Последнее, патрон… Можно на «ты»?
– Давно пора, дубина.
Инспектор Бенавидиш окинул взглядом подобранные и спасенные бумаги, задержавшись на фотографии Стефани Дюпен, шагнул к двери и с порога сказал:
– Я взвесил все за и против и пришел к выводу, что ты правильно решил бросить это дело!
Лоренс Серенак слушал, как стучат на лестнице башмаки убегающего помощника, затем хлопнула входная дверь и настала тишина. Серенак медленно складывал в красную архивную коробку материалы расследования. Фотографии, отчеты, записи. Подойдя к полке, пробежал глазами по расставленным в алфавитном порядке другим коробкам и нашел место для своей.
На букву «М». Дело Морваля.
Он отступил на шаг. Дело Морваля превратилось в одно из сотен других, также оставшихся нераскрытыми. Однако, несмотря ни на что, из головы не шли слова Сильвио.
Один ребенок умирает. Другой рождается.
Сильвио забудет…
Лоренс Серенак почти весело посмотрел на кучу сапог, сваленных в углу, – владельцы за ними так и не явились, что неудивительно, это старье годилось разве что на помойку. На столе по-прежнему лежал гипсовый слепок следа, найденного на берегу ручья. Да уж, иронично подумал он, расследование завершилось пшиком. И тут же перекинулся мыслями к Стефани и смерти Нептуна.
Да, он принял верное решение. Хватит уже смертей.
Что же до фиалковых глаз Стефани, ее фарфоровой кожи, бледных губ и серебристых лент в волосах… он про них забудет.
Во всяком случае, надеется забыть.
– Дай сюда картину, – повторил Винсент.
С ножом в руке он заговорил совсем другим голосом, будто сразу стал на несколько лет старше, – так говорят подростки, накопившие немалый опыт в уличных потасовках. Поль крепче прижал к себе картину.
– Винсент, откуда у тебя этот нож?
– Нашел! И вообще, это не твое дело! Гони картину! Ты сам понимаешь, что я прав! Если тебе действительно дорога Фанетта…
У Винсента странным образом менялись глаза. Начиная от уголков, они наливались кровью. Как у настоящего безумца. Поль раньше никогда не видел Винсента в таком состоянии.
– Ты мне не ответил. Где ты нашел этот нож?
– Не переводи разговор!
– Почему на ноже кровь?
У Винсента дрожала рука. Красноты в глазах прибавилось.
– Не лезь не в свое дело!
Полю казалось, что приятель меняется прямо у него на глазах, превращаясь в опасного сумасшедшего. Он ухватился за поручень мостков.
– Это не ты?.. Не ты?.. Нет, не может быть, чтобы ты…
– Пошевеливайся, Поль! Дай мне картину! Мы с тобой в одном лагере. Если тебе дорога Фанетта, мы с тобой должны действовать заодно.
Нож описывал в воздухе беспорядочные загогулины. Поль отступил на шаг.
– Черт… Так это все-таки ты… Ты убил этого американца… Художника…
– Заткнись! Что тебе за дело до какого-то американца? Я думаю только о Фанетте! Выбирай, с кем ты. У тебя еще есть шанс. Отдай мне картину! Или просто брось ее в воду! В последний раз говорю! – Рука Винсента напряглась. Он крепче сжал нож, готовясь к нападению. – В последний раз…
Поль улыбнулся и наклонился положить упакованную картину на землю.
– Ладно, Винсент. Давай поговорим спокойно…
И вдруг резко выпрямился. Винсент не ожидал ничего подобного и не успел даже двинуться. Поль крепко обхватил его запястье и принялся выворачивать ему руку. Винсент упал на колени. Он изрыгал проклятья, но Поль держал его крепко. Покрасневшие глаза Винсента наполнились слезами боли и унижения. Рука разжалась, нож выпал. Поль ногой отбросил его подальше, метра за три, под ивы, но не ослабил хватку, напротив – завел руку Винсента за спину и дернул вверх.
– Плечо, черт, мое плечо! – завыл Винсент. – Ты же мне плечо вывихнешь!
Поль еще немного принажал руку Винсента. Он всегда был сильнее.
– Ты больной, вот что я тебе скажу. Натуральный псих. Тебя лечить надо. Я все расскажу твоим родителям. И в полиции расскажу. И всем остальным. Я всегда подозревал, что у тебя не все дома, но чтобы до такой степени…