– Стоит потянуть за правильную ниточку, и клубок разматывается сам собой. Мы установили, что первое число обозначает не дату, а, так сказать, характер взаимоотношений Морваля и его пассий. Именно такую информацию фотограф предоставил своему заказчику. Спросим себя: что еще, помимо количества свиданий, могло того заинтересовать?
– Черт возьми! – хлопнул себя по лбу Серенак. – Ну конечно! Характер взаимоотношений! Спал с ними Морваль или нет! Сильвио, ты просто…
Сильвио Бенавидиш не дал патрону договорить.
– Алина Малетра забеременела от Морваля. Фотограф пишет: «15–03». Следовательно, можно с достаточной долей уверенности предположить, что ноль-три обозначает, сколько раз девушка переспала с Морвалем.
На лице Лоренса Серенака расцвела широченная улыбка.
– А что тебе сказали Фабиенна Гонкальв и Элиссон Мюрер? Ты ведь задал им этот вопрос? На обороте их фотографий красуется двойка.
Сильвио Бенавидиш слегка покраснел.
– Я сделал что мог, патрон. Беседовать с девушками на такие темы не мой конек. Короче говоря, англичаночка, эта самая Элиссон Мюрер, поклялась мне головой английской королевы, что никогда не спала с Морвалем. Наверное, бедняжка грезила венчанием в Кентерберийском соборе. А Фабиенна Гонкальв чуть не швырнула трубку, когда услышала, о чем я спрашиваю. Кстати, у нее за спиной вопили детишки. Но в конце концов все-таки призналась, что дальше поцелуев у нее с шефом дело так и не зашло… – Сильвио обмахнулся листком бумаги, как веером. – Одним словом, я склонен полагать, что вторая цифра шифра – это что-то вроде шкалы Рихтера для сексуальных связей Морваля. Максимальное значение, ноль-три, соответствует интимной близости. Ноль-два – это флирт. Ну а ноль-один… ноль, он ноль и есть. Отношения оставались чисто дружескими. Не исключено, что наш окулист пытался ухаживать за девушкой, но у него ничего не вышло. И папарацци зря караулил ее с камерой наперевес. Пустышка!
– Хорошо, Сильвио, допустим. Что мы имеем? Некоему человеку было поручено следить за Морвалем и докладывать о его супружеских изменах. Частота свиданий, характер взаимоотношений, все такое. Плюс фотографии в качестве доказательств. С другой стороны, откуда нам знать, что на самом деле обозначают цифры на обороте снимков? Может, это какой-то профессиональный шифр, не имеющий ничего общего с нашими догадками. Но главное, остается вопрос: что нам это дает?
Сильвио покрутил в пальцах листок.
– Я много об этом думал, патрон. На мой взгляд, шифр – если это действительно шифр – дает нам очень важную информацию. Во-первых, подтверждает, что Стефани Дюпен не лжет, когда говорит, что не была любовницей Жерома Морваля. И тот, кто нанял частного детектива, знал об этом.
– Патрисия Морваль?
– Возможно. Или Жак Дюпен.
– Я понял, Сильвио! Я отлично понял, к чему ты клонишь. У Жака Дюпена нет мотива! А раз у него нет мотива, то ему не нужно и алиби.
– Хотя как раз алиби у него есть.
Серенак вздохнул:
– Два часа назад я позвонил судебному следователю и попросил освободить Жака Дюпена. Так что сегодня ночью Жак Дюпен будет спать в своей постели…
Не дожидаясь, пока патрон пустится в рассуждения о своей интуиции, Сильвио Бенавидиш продолжил:
– Во-вторых, шифр на обороте снимков позволяет нам утверждать, что из пяти представленных на фотографиях женщин спали с Морвалем всего две – Алина Малетра и неизвестная в синем халате, помеченная «17–03».
– Допустим, – снова кивнул Серенак. – Семнадцать свиданий. И Морваль спал с девушкой, стоящей перед ним на коленях. Ну и что?
– Если принять гипотезу, что у Морваля был ребенок, родившийся, скажем, лет десять назад, то из всех претенденток его матерью может быть только она – женщина в синем халате.
С террасы ресторана «Нормандский эскиз», окруженной клумбами с колокольчиками, кошачьей травой и пионами, открывался изумительный вид на деревню Живерни. С наступлением темноты, когда загорались фонари, расставленные среди цветущих растений, импрессионистский дух картины становился особенно убедительным.
Жак не притронулся к закуске. Тарелка с карпаччо из фуа-гра так и стояла перед ним. Стефани, заказавшая себе то же самое, деликатно поклевывала из своей тарелки, смущенная отсутствием у мужа аппетита. Жака освободили примерно час назад, в начале десятого. Двое жандармов привели его на улицу Бланш-Ошеде-Моне, почти к самому зданию школы.
Жак не сказал ни слова. Молча подписал бумагу, протянутую стражами порядка, крепко сжал руку Стефани и с той минуты не выпускал ее, пока им не принесли еду. Теперь же его рука сиротливо лежала на столе, пальцы катали шарики из хлебных крошек.
– Все будет хорошо, – попыталась успокоить его Стефани.
Столик в «Нормандском эскизе» заказала она, не советуясь с Жаком, и сейчас размышляла, правильно ли поступила. Почему-то ей показалось, что так будет лучше. Лучше провести время в «Нормандском эскизе», чем идти домой. Исполнить некий ритуал. Она надеялась, что здесь, на людях, Жак не станет устраивать истерики и будет вести себя достойно. Что он все поймет…
– Вы закончили, месье?