Черные кувшинки

Чтобы ускользнуть? Пробраться, немного стыдясь, по полю битвы, аккуратно переступая через трупы? Воспользоваться пожаром, лишь бы спасти собственную шкуру? Неужели в ней столько садизма?

Ей нужны силы.

Она подумала о Лоренсе. О ком же еще? Вот оно, полное взаимопонимание, о котором она так мечтала. Неужели это самообман? Та почти мгновенно возникшая уверенность, что вы не могли не встретиться? Что ты будешь счастлива только с ним и ни с кем другим? Что лишь его руки защитят тебя от всех бед? Что лишь от его голоса по твоему телу пробегут мурашки? Что лишь его смех поможет тебе забыть о том, что было?

Или это жизнь расставляет ей очередную ловушку?

Нет. Она точно знала – нет.

Это было как прыжок в пустоту.

В бездну.

В неизвестность.

Бесконечное, как в «Алисе» Льюиса Кэрролла, падение в Страну чудес.

– Жак, я от тебя ухожу.

День двенадцатый 24 мая 2010 года (Музей Вернона) Блуждание

62

Богатства музея Вернона остались недооцененными – очевидно, из-за близости соседнего Живерни, словно накрывшего его своей удушающей тенью. В 2009 году там открылся Музей импрессионистов, но и он мало что изменил. Если сравнивать толчею и гомон музеев на улице Клода Моне и тишину вернонских залов, то лично я предпочитаю последнее. Мне нравится величественное здание, выстроенное в типично нормандском духе на набережной Сены. Это возрастное, хмыкнете вы. Действительно, дышала я тяжело, поскольку с трудом проковыляла через мощеный двор и поднялась по ступенькам к входу, опираясь на палку.

В холле я подняла глаза на знаменитое тондо Клода Моне, вывешенное на самом видном месте в честь фестиваля импрессионизма в Нормандии. «Кувшинки» – полотно круглой формы диаметром около метра. Заключенное в круглую же старомодную раму, оно напоминало бабушкино зеркало. Если я ничего не путаю, это одно из трех известных на сегодня тондо Клода Моне. Его подарил музею Вернона сам мастер в 1925-м, за год до кончины…

Высший класс, да?

Кто б сомневался. Предмет гордости всего Вернона. Во всем департаменте Эр это единственный музей, в коллекции которого есть картины Моне, прекрасные картины! От рамы, конечно, отдает китчем, но какие краски! Какие пастельные оттенки молочного! Словно глядишь в иллюминатор на райские сады Эдема. А ведь толпы туристов, стадами бродящие по Живерни, замирают в экстазе перед репродукциями! Бараны, они бараны и есть.

Ладно, мне-то жаловаться не на что. Если они хлынут еще и сюда, в Вернон, я же первая взвою. Я сделала несколько шагов по терракотовой плитке холла. Мимо меня пронесся Паскаль Пуссен. Директора музея я узнала сразу; говорят, он величайший во Франции специалист по творчеству Моне, в частности по «Кувшинкам», – разумеется, наряду с Ашилем Гийотеном из Руана. Где-то я читала, что Пуссен выступил одним из инициаторов проведения фестиваля импрессионизма в Нормандии. Важная шишка, в общем.

Пуссен на ходу кивнул мне, но шага не замедлил. Должно быть, мое лицо показалось ему знакомым, но смутно. Если бы он чуть напрягся, то наверняка вспомнил бы даму, когда-то спорившую с ним о «Кувшинках».

Но это было очень давно.

– Меня ни с кем не соединять! – с порога объявил Паскаль Пуссен секретарше. – У меня встреча с двумя полицейскими из Вернонского комиссариата. Надеюсь, это ненадолго.

Директор остановился и по привычке окинул взглядом холл. На полу были нарисованы божьи коровки, указывающие посетителям направление маршрута по музейным залам. У подножия лестницы замерли какие-то бесформенные скульптуры, видимо выставленные здесь потому, что больше им нигде не нашлось места. Паскаль Пуссен раздраженно нахмурил брови и скрылся в кабинете. Я смотрела через стеклянную дверь на «тайгер-триумф» инспектора Серенака, припаркованный во внутреннем дворе. Да, тесен мир «Кувшинок». Не многим больше пруда.

Я вздохнула. Что ж, буду делать, как все остальные. Пойду туда, куда указывают божьи коровки. Местные археологические находки, занимающие весь первый этаж, меня нисколько не интересовали. Я посмотрела на лестницу. На втором этаже и выше выставлены собрания пейзажистов и картины современных художников. Монументальная лестница – еще один предмет гордости Вернонского музея, и, надо сказать, тут есть чем гордиться. Через каждые четыре ступеньки стоят скульптуры – всякие там кони, лучники и прочее, – а сверху на них взирают с огромных портретов бесконечные эрцгерцоги, коннетабли и князья, все благополучно забытые и сосланные сюда. Меня охватила тревога. Они так носятся с этой своей лестницей, что им хватит ума отключить лифт…

63