Черные кувшинки

– Знаете, патрон, я тут вчера попытался подойти к этому делу с другого конца. Это пока только черновик, но…

– Покажи.

Серенак чуть не выхватил листок из рук помощника. Бенавидиш нарисовал треугольник, в который вписал несколько имен. Лоренс задумчиво запустил в волосы пятерню.

– Сильвио, что это еще за пирамида?

– Н-не знаю… – пробормотал тот. – Я еще сам не разобрался. Просто хотел посмотреть на факты под новым углом. С самого начала у нас как бы три группы улик, каждая из которых ведет в своем направлении. «Кувшинки» Моне, любовницы Морваля и дети. Вот я и изобразил их графически. Почему бы не предположить, что чем ближе тот или иной персонаж к центру треугольника, тем больше причин заподозрить его в совершении преступления?

Серенак оперся о постамент бронзового коня перед входом в музей.

– Графически, говоришь? Занятно. Ты что, правда думаешь, что геометрический метод старика Декарта поможет нам разгрызть этот орешек? – Он похлопал по бронзовому крупу. – Итак, если я тебя правильно понял, в центр ты поместил фонд Теодора Робинсона и девушку из Бостона, Алину Малетра. Допустим… Проблема в том, что директор музея только что вылил на нашу версию с «Кувшинками» – или с любым другим произведением Моне, необязательно предсмертным, – ушат холодной воды.

– Знаю… Хотя, если честно, по-моему, он темнит. Что за профессиональные тайны?

– По-моему, тоже. Но я слабо верю в историю о забытых на чердаке розового дома картинах великих импрессионистов.

– Пожалуй. В любом случае Дюпены никак не связаны ни с «детской» версией, ни с «живописной». Поэтому я поместил их в мертвый угол. Как, впрочем, и Амаду Канди.

Серенак продолжал изучать набросок. С его лица не сходило удивленное выражение. Сильвио Бенавидиш облегченно выдохнул. В предыдущей версии «треугольника» на стороне, соединяющей вершину, озаглавленную «Любовницы», и вершину, озаглавленную «Кувшинки», у него стояло имя Лоренса Серенака. Неожиданно Серенак поднял голову и посмотрел на Сильвио долгим взглядом. Тот ткнул пальцем в треугольник:

– И остается только неизвестная женщина в синем халате. – Я поместил ее между «Любовницами» и «Детьми».

– У тебя прямо навязчивая идея с этими детьми. Никто не посмеет упрекнуть тебя в непоследовательности, Сильвио.

– Но, патрон, как же иначе? Судите сами. У нас есть поздравительная открытка, адресованная ребенку одиннадцати лет, и на ней – цитата из Арагона. У нас есть надпись на внутренней крышке ящика, вырезанная детской рукой. У нас есть ребенок одиннадцати лет, убитый в 1937 году тем же способом, что и Морваль. У нас есть любовницы Морваля, одна из которых вполне могла родить от него внебрачного ребенка…

– Ну хорошо, хорошо. Как бы то ни было, ребенок одиннадцати лет не смог бы поднять двадцатикилограммовый камень и разбить голову Морвалю. И что ты собираешься дальше делать со всем этим компотом из улик?

– Пока не знаю. Но у меня из головы не идет мысль, что какому-то ребенку в Живерни угрожает опасность. Понимаю, звучит глупо… Мы не можем посадить всех детей под колпак, но…

Лоренс Серенак дружески хлопнул его по спине.

– Об этом мы с тобой уже говорили. Я называю это «синдромом без пяти минут папаши». Кстати, что там у Беатрис? Новости есть?

– Пока никаких. Срок приближается. Я стараюсь почаще к ней заглядывать. Приношу ей кучу журналов, которыми она в меня швыряется. «Все идет как надо, ждите, шейка пока не раскрывается, о кесаревом говорить рано, ребенок сам знает, когда выбираться на свет, что еще вы хотите от меня услышать?..» И так далее и тому подобное. Это акушерки нам без конца повторяют.

– Сегодня опять туда пойдешь?

– Конечно, а как же?

– Да вот так же! Сильвио, подавляющее большинство мужиков в твоем положении пользовались бы последними деньками свободы! Пили бы напропалую и ночь напролет резались в карты! Но ты не такой! Передавай Беатрис привет. Хорошая у тебя жена, и ты ее достоин.

– По-моему, ты последний мудрец на этой планете. Ну а я возвращаюсь в ад.

Лоренс Серенак бросил взгляд на часы. 16:25. Он надел шлем и оседлал свой «тайгер-триумф».

– Каждому свое…

Бенавидиш смотрел в спину шефу. В ту секунду, когда мотоцикл скрылся за углом дома, выходящего на набережную Сены, мелькнула мысль: а правильно ли он поступил, вычеркнув из списка подозреваемых Лоренса Серенака?

64

Окно зала номер шесть в Вернонском музее напоминало картину. Из него открывался вид на правый берег Сены, удивительно похожий на пейзажи Пурвилля на стенах, изображавшие закат солнца над Вёль-сюр-Розом, замок Гайар, площадь Пети-Анделис, набережную в Рольбуазе…

Но внезапно в сонный пейзаж за окном ворвался «тайгер-триумф» инспектора Серенака. Должна вам сказать, странное у меня возникло ощущение, совершенно не «импрессионистское». Я смотрела, как мотоцикл стремительно пролетел по мосту с одного берега на другой, повернул направо и помчался вдоль Сены, вскоре скрывшись из виду.

Разумеется, глупец инспектор мчится к своей красавице.

Как он неосторожен. Как наивен.