Черные кувшинки

Местный автобус высадил комиссара Лорантена на главной площади деревни Лион-ла-Форе. Всю дорогу комиссар любовался в окно на роскошные буковые рощи, пока они не сменились нормандскими фахверковыми домами – наглядным воплощением ностальгии по былым временам. У комиссара мелькнула мысль, что деревню специально поддерживают в таком состоянии, чтобы она служила декорацией к экранизациям новелл Мопассана и романов Флобера.

Комиссар Лорантен на миг задержался взглядом на фонтане перед гигантским зданием крытого рынка. Красивый каменный фонтан выглядел подозрительно новым. И не случайно! Его соорудили всего лет двадцать назад, когда Шаброль снимал здесь «Мадам Бовари».

Фальшивка! Липа!

Тем не менее Лорантен не мог не отметить сходства трагической судьбы Эммы Бовари с судьбой Стефани Дюпен, сведения о которой собирал все последние дни. То же чувство неизбывной скуки, та же тоскливая убежденность, что где-то существует другая, настоящая жизнь, но для тебя она недостижима. Покидая центральную площадь, комиссар мысленно себя одернул. Что за нелепые параллели! Он уже давно не в том возрасте, чтобы увлекаться романтическими иллюзиями. Комиссар Лорантен быстро двигался вперед. Дом престарелых под названием «Сады» располагался на окраине деревни, на возвышенности, и к нему через рощу вела довольно крутая тропа.

Светло-голубой линолеум в холле сиял так, словно его только что натерли. Большинство пациентов проводили этот ранний вечерний час – как, впрочем, и остальные часы – в общей комнате слева по коридору. Перед включенным плазменным экраном огромного телевизора сидело человек тридцать стариков. Одни спали, другие безучастно смотрели в сторону, самые деятельные жевали оставшееся от полдника печенье и ждали ужина.

Время здесь как будто остановилось.

В комнату вошла полноватая медсестра. Она двигалась уверенно, но вместе с тем осторожно, как продавщица в посудном магазине.

– Месье?

– Комиссар Лорантен. Это я звонил сегодня утром. Мне хотелось бы увидеться с Луизой Розальба.

Медсестра улыбнулась. На груди у нее была позолоченная брошка – имя «Софи».

– Да-да, помню, – сказала она. – Мы предупредили Луизу, она вас ждет. В последнее время у нее трудности с речью, но голова ясная, не сомневайтесь. Она все понимает. Комната номер сто семнадцать. Только прошу вас, комиссар, будьте с ней помягче. Мадам сто два года, и к ней уже очень давно никто не приходил.

Комиссар толкнул дверь комнаты 117. Луиза Розальба сидела у окна, в три четверти оборота, и внимательно смотрела на расположенную под окном парковку. Туда как раз только что зарулила «ауди-80», из которой вышли женщина с букетом цветов и двое ребятишек. Наверное, этим она и занимается целыми днями, подумал комиссар. Наблюдает, как к другим обитателям дома приезжают родственники.

– Мадам Розальба?

Старая женщина повернула к нему густо покрытое морщинами лицо. Лорантен улыбнулся.

– Меня зовут Лорантен, комиссар Лорантен. Софи – медсестра – должна была предупредить вас, что я хочу с вами поговорить. Заранее прошу прощения, но я… Меня интересуют ваши воспоминания. Не самые лучшие воспоминания. Я пришел расспросить вас о гибели вашего единственного сына Альбера, утонувшего в 1937 году.

Хрупкие руки, лежавшие на пледе, накинутом на колени, охватила дрожь. В глазах блеснула влага. Луиза Розальба открыла рот, но и все – ни звука.

Комиссар окинул взглядом стены комнаты. Ни распятия, ни фотографий. Где счастливые лица детей, внуков и правнуков? Где трогательные снимки крещения и первого причастия? Где торжественные свадебные фото? Единственным украшением служила репродукция картины Моне «Прогулка» с элегантной молодой дамой и мальчиком посреди заросшего полевыми цветами луга.

– Я… у меня, – продолжил комиссар, – есть к вам несколько вопросов. Нет-нет, не надо вставать. Я постараюсь помочь вам все вспомнить.

Комиссар наклонился и вытащил из сумки черно-белую фотографию с надписью: «Школа Живерни. 1936/37 учебный год».

Он положил снимок на прикрытые пледом колени. Старая женщина так и впилась в него глазами.

– Это Альбер? – спросил комиссар, указывая на мальчика во втором ряду. – Это он?

Луиза кивнула. На снимок капнула слезинка, за ней другая. Словно в школьном дворе пошел дождь. Послушные дети не обратили на него никакого внимания и по-прежнему старательно смотрели в объектив неведомого фотографа.

– Вы ведь так и не поверили, что это был несчастный случай? Не поверили?

– Н… н-нет, – с трудом произнесла Луиза Розальба. Сглотнув ком в горле, она продолжила: – Он был… н-не один… Т-там… у ручья…

Комиссар едва сдерживал нетерпение, но, помня о советах медсестры, не позволял себе это нетерпение проявлять.

– Вам известно, с кем был ваш сын?

Еще один кивок. Комиссар затаил дыхание. Он почти физически чувствовал, как наэлектризовалась атмосфера в крошечной комнатке. Словно, вызвав из небытия память о событиях тех давних лет, они открыли заколдованный сундук, из которого вырвался на волю легковоспламеняемый газ, – стоит сделать одно неосторожное движение, и все здесь взлетит на воздух.