Черные листья

— Понял, — сказал Лесняк. — Ничего Павел не знает. С ребятами так и решили — на себя всю вину возьмем… А вам, Федор Исаевич, спасибо. Вас тоже не подведем. Отпираться не будем…

* * *

Ни о чем не подозревая, Кирилл спустился в шахту лишь к вечеру — весь день был занят какими-то делами и, конечно, не мог даже предположить, что без него тут что-то произошло. Наверное, он и теперь долго оставался бы в неведении, если бы Руденко, чувствуя свою вину и тяготясь ею, сам не начал бы неприятный для себя разговор.

Будто бы оно к слову пришлось, он сказал Кириллу:

— А вообще-то правильно вы, Кирилл Александрович, сделали, что с Селяниным поступили по-товарищески. Кто ж ему и поможет, как не мы. Наш ведь он, мы ведь его в люди выводим. Когда рассказал я обо всем своей бригаде, все как один заявили: так оно и должно быть.

Они в это время вдвоем шли по коренному штреку, направляясь к западному крылу шахты, где для бригады Федора Исаевича нарезали новую лаву. Кажется, Кирилл не сразу-то и понял, о чем ему говорит Руденко. И лишь через минуту, уловив смысл сказанных бригадиром слов и сразу заподозрив что-то неладное, Каширов остановился и попридержал Федора Исаевича за локоть.

— Ты о чем? — жестко спросил он. — О чем ты рассказал своей бригаде?

— Ну, о вашем благородном поступке. Не каждый бы пошел на такую взаимовыручку. Товарищ товарищем, а своя рубашка, как говорят, ближе к телу… Между прочим, Кирилл Александрович, если честно говорить, я поступил бы точно так же.

— Да не юли ты! — крикнул Кирилл. — Говори прямо, что случилось!

— А я прямо и говорю, — стараясь не выдать своего волнения, ответил Федор Исаевич. — Я прямо и говорю: правильно сделали, что отдали Селянину цепь. Оно, конечно, дефицит, но…

— Ты отдал цепь? — Голос Кирилла уже звенел, и хотя Руденко в какой-то мере все же был готов к грозе, сейчас ему стало не по себе.

Он всегда побаивался начальника участка и старался избегать стычек, а уж если избежать их не удавалось, Федор Исаевич прилагал все силы к тому, чтобы как-то смягчить гнев Каширова. Сейчас — Руденко это чувствовал — ни смягчить Кирилла, ни уйти от его гнева ему не удастся. И, ощущая внутренний холодок, он сказал:

— По вашему же распоряжению, Кирилл Александрович. Или вы…

— Приходил сам Селянин?

— Нет. Лесняк… Так, мол, и так, товарищ Каширов сказал, что он ничего не имеет против. Лишь бы, мол, Руденко не возражал…

Кирилл длинно и грубо выругался, хотел было тут же обрушиться на бригадира и заставить его идти хоть к черту на кулички, но цепь немедленно возвратить, однако воздержался и от того и от другого. Руденко даже показалось, будто начальник участка неожиданно улыбнулся. Чему он мог в таком состоянии улыбаться, Федор Исаевич, конечно, не знал, но и от этой улыбки ему тоже легче не стало. Он вдруг представил себе, с какой яростью и беспардонностью Кирилл начнет распекать Селянина на первом же совещании у директора и как Селянину трудно будет от него отбиться. А ведь он, бригадир, может сейчас сказать, что Павел ни в чем не виноват. Взять вот и сказать: «Да, знал я, Кирилл Александрович, что все это делается помимо Селянина. Знал, и все же цепь отдал. Ну и что? Шахта наша — частная лавочка?»

Он уже готов был это сказать, но Кирилл вдруг резко повернулся и быстро, почти бегом направился к уклону, где стояли пассажирские вагонетки.

…Павел спустился в шахту и добрался до своей лавы уже тогда, когда работа подходила почти к концу. Рабочие очистного забоя двух смен, слесари и даже взрывник, каким-то образом здесь оказавшийся, молча, с непонятным постороннему человеку рвением ползали по лаве, укладывая скребковую цепь. Изредка доносился приглушенный голос Виктора Лесняка, с кем-то не то переругивающегося, не то просто по привычке балагурившего.

У входа в лаву стоял с включенной «головкой» Богдан Тарасович Бурый. Он будто ожидал Павла, и, когда тот к нему подошел, бригадир как-то заговорщически, подмигивая и едва заметно улыбаясь, сказал:

— Ты, Селянин, оказывается, человек с инициативой. Приветствую. И от души благодарю. Цепочка новая, нам такая только во сне снилась. Слух идет, будто словчили твои подчиненные, а? Мо-лод-цы! Лишь бы тебе, Селянин, в ответе за это не быть. Оно ведь, знаешь, как случается? Людишки набедокурят, а мы, начальники, шею подставляй…

Павел, ничего Бурому не ответив, скользнул в лаву. И сразу закричал:

— Лесняк!

Кто-то оттуда, из темноты, повторил:

— Лесняка — к горному мастеру!

— Ползу, — послышалось в ответ.

Лесняк полз очень долго — оттягивал время. А Павел, чувствуя, как все в нем кипит от бешенства, заранее искал слова, которыми он встретит своего друга. Он, конечно, уже все понял. И ни на йоту не сомневался, что цепь привезли от Каширова и что вся эта авантюра устроена Лесняком. Он только не знал — стащил Лесняк цепь, подговорив людей из бригады Руденко, или добыл ее каким-то другим путем. Собственно говоря, это не имело значения, потому что любой другой путь все равно не мог быть законным — в этом Павел тоже ни на йоту не сомневался.