Читаем Черные листья полностью

— Отдел действительно оказывал вам помощь, Петр Сергеевич? Судя по той информации, весьма, правда, скудной, которой я располагаю, все обстояло не совсем так, как об этом говорит товарищ Бродов. Вы можете внести ясность в этот вопрос?

— Кому же, как не Петру Сергеевичу знать истинное положение вещей, — вставил Арсений Арсентьевич. Хотел, кажется, добавить что-то еще, но Министр строго на него посмотрел, и Бродов умолк.

— Мне не очень приятно об этом говорить, — немного помолчав, ответил Петр Сергеевич, — но думаю, что сказать обо всем крайне необходимо. Арсений Арсентьевич, по сути дела, правильно заметил, что основные неувязки с комплексом остались позади. Да, слава богу, — позади. Но за этой конструкцией последуют другие, более совершенные, ведь процесс технического прогресса необратим… — Петр Сергеевич коротко взглянул на Бродова, с напряженным вниманием прислушивающегося к его словам, и продолжал: — И что тогда? Снова те же неувязки? Снова тормозные колодки под колеса? Снова вместо конкретной помощи навязывание своих идей?

— О чем вы, Петр Сергеевич? — не выдержал Бродов. — О каких тормозных колодках вы говорите, какое навязывание идей вы имеете в виду?

— Я попросил бы вас помолчать, товарищ Бродов! — резко бросил Министр. — У вас еще будет возможность высказаться… Продолжайте, Петр Сергеевич.

Ничего не приукрашивая, стараясь не сгущать красок, Петр Сергеевич подробно доложил Министру обо всем, что было связано с работой над струговым комплексом и о той неблаговидной роли, которую играл Арсений Арсентьевич Бродов. Министр слушал очень внимательно, ни словом не перебивая рассказ Батеева, лишь изредка из-под насупленных бровей поглядывая на Бродова и делая какие-то короткие заметки на листе бумаги.

Бродов же, всем своим видом показывая, что он крайне удивлен, почему Министр не прервет этот бред и не оборвет Батеева, презрительно кривил губы в усмешке и так же презрительно хмыкал, стараясь, правда, чтобы его хмыканье слышал лишь один Батеев. А когда Петр Сергеевич окончил свой рассказ, он как-то по-ученически поднял руку и спросил у Министра:

— Разрешите теперь мне?

Министр ответил не сразу. Продолжая делать заметки все на том же листе бумаги, который был уже почти исписан, он все больше хмурился, и Петр Сергеевич видел, как темнеют его глаза. Наконец Министр сказал:

— Вы уверены, товарищ Бродов, что есть необходимость оправдывать свои действия? Я, например, уверен в необходимости другого рода… Скажите, пожалуйста, у вас хорошая память?

Бродов пожал плечами:

— До сих пор не жаловался…

— Это хорошо. В таком случае вы должны помнить тяжелый крестный путь породопогрузочной машины, проходившей через ваш отдел и непосредственно через ваши руки. Ведь только благодаря вмешательству извне эта машина пробила себе дорогу. Насколько мне не изменяет память, вы клятвенно заверяли, что подобного никогда не произойдет… Вам тоже не изменяет память?

Бродов молчал.

— Теперь снова, — продолжал Министр, — второй, как изъясняются работники ГАИ, прокол. Для водителя автомашины это, кажется, еще не катастрофа, для инженера… Вы меня хорошо понимаете, товарищ Бродов?

Бродов по-прежнему молчал.

Тогда Министр обратился к Батееву:

— Будет неплохо, Петр Сергеевич, если вы изложите ваш устный рассказ в виде докладной записки. Мы рассмотрим это на коллегии и сделаем соответствующие выводы… Скажите, товарищ Бродов, у вас нет желания испробовать свои силы на производстве? Периферийный климат иногда приносит оздоровление всему организму…

— Я — коренной москвич, — упавшим голосом ответил Арсений Арсентьевич. — Вся моя жизнь связана с Москвой.

— Москва и москвичи, — невесело усмехнулся Министр. — Трагедия привязанностей… Вы все же подумайте, Арсений Арсентьевич. Человек должен все время искать себя… До тех пор, пока не найдет.

…Петр Сергеевич уезжал из столицы с двойственным чувством. В какой-то мере его радовал тот факт, что справедливость восторжествовала и теперь в отделе министерства, с которым научно-исследовательские и проектные угольные институты связаны теснейшими узами, обстановка оздоровится. Должна оздоровиться. Тот, кто хорошо знал Министра, никогда не сомневался: Министр мог принести в жертву любого, даже самого ответственного работника, если тот не оправдывал доверия. С Бродовым вопрос был решен окончательно — в этом тоже можно было не сомневаться. И урок наверняка пойдет впрок…

В то же время Петр Сергеевич испытывал и другое чувство. Как бы там ни было, а он выступил в роли некоего ниспровергателя. Вполне возможно, о нем пойдет дурная слава — Бродов это постарается сделать. И сделает так, что Петр Сергеевич будет выглядеть в глазах своих коллег кляузником, нечистоплотным человеком, который пробивает себе дорогу любыми средствами. Недаром, когда они выходили из кабинета Министра, Арсений Арсентьевич сказал: «Такие, как ты, Петр Сергеевич, по трупам пойдут, лишь бы добиться цели. Но имей в виду: обычно тот, кто копает, тоже рано или поздно сваливается в яму…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза