Черные розы

Я осмеливаюсь опустить руку ему на бедро и ободряюще сжать ему ногу. Я улыбаюсь, когда он тихо охает, и я осознаю, как на него действуют мои прикосновения. Я впервые сознательно дотронулась до него, если не считать нашего объятия после марафона. Даже когда он меня целовал, мои руки были безвольно опущены вдоль тела. Но сейчас, когда я смотрю ему в глаза, я испытываю острое желание прикоснуться к нему руками.

Я начинаю двигать пальцами, продвигаясь все дальше к его паху. Я опускаю взгляд вниз и натыкаюсь на эрекцию у него в штанах.

Через долю секунды моя уверенность обращается в панику. «Нет! Пожалуйста, только не это!» – мысленно умоляю я свой разум и свое тело. Но вопреки моим попыткам сохранить контроль, волны паники охватывают меня, тащат меня вниз, так что я не могу дышать. Слезы жгут мне глаза, но я не даю им упасть, даже несмотря на овладевшую мной безысходность.

– Пайпер!

Мейсон снимает руку с моей груди, потом убирает мою руку со своего паха. Он берет меня пальцами за подбородок и заставляет меня посмотреть ему в глаза. Он осторожно гладит меня по лицу, кончики его пальцев проходят по моим щекам и ласкают губы.

– Ты отвела взгляд, милая.

Он наклоняется и целует меня, обнимая мое лицо ладонями. Он целует меня, пока я не обмякаю в его объятиях. Он целует меня до тех пор, пока у меня не остается только одна мысль: как же я хочу, чтобы это чувство не кончалось!

В полном эмоциональном истощении мы откидываемся на спинку дивана и держим друг друга в объятиях. Наконец Мейсон отстраняется, поправляет на мне рубашку и шепотом произносит:

– Спасибо за сегодняшний вечер. И спасибо за то, что доверилась мне.

Он обнимает меня, окружает меня своим объятием, и по мне проходит волна спокойствия. Потом он нежно целует меня в лоб и с озорной улыбкой произносит:

– Просто чтобы ты знала, я уже нахожусь в опасной близости от переезда в Нью-Йорк.

Сердце у меня проваливается куда-то в живот, и я опускаю глаза. Я вздыхаю:

– Тебе не стоит переезжать в Нью-Йорк, Мейсон.

– Почему?

– Нью-Йорк – это темное и страшное место, – объясняю я. – В тени там притаились демоны. Улицы полны грязи. Люди бездомные и сломленные.

– Нью-Йорк необязательно страшен, Пайпер. Особенно если ты с кем-то, кто тебе дорог. Нью-Йорк может быть прекрасным. Даже волшебным.

Я качаю головой:

– Только не для меня.

– Давай ненадолго забудем про шифры и поговорим нормально? – предлагает он. – У меня серьезные намерения. Я хочу, чтобы ты дала нам шанс. Разве ты не считаешь, что мы этого заслуживаем? Разве ты этого не заслуживаешь?

Я спрыгиваю с дивана и иду в другой конец комнаты.

– Спасибо за чудесный день, Мейсон. Я прекрасно провела время.

Он качает головой и проводит рукой по волосам.

– Ты правда собираешься игнорировать то, что между нами есть? Ты же не станешь утверждать, что между нами нет этой невероятной связи. Я никогда ни к кому не испытывал ничего подобного, Пайпер. Ты правда можешь мне сказать, что не чувствуешь того же самого?

Я иду к двери.

– Я не способна ничего ни к кому чувствовать, Мейсон. Пожалуйста, не ходи за мной. Я хочу побыть одна.

Уже в дверях меня догоняют его слова:

– Ты, может, временно и живешь здесь, но с таким же успехом ты могла бы сейчас быть где-нибудь в Египте. Потому что ты живешь в чертовом отрицании.

Дверь захлопывается, заглушая любые слова, которые могли бы последовать.

Глава 20. Мейсон

Я изо всех сил пытаюсь участвовать в разговоре. В конце концов, сестры Пайпер приложили усилия и нашли няню, чтобы мы смогли все вместе куда-нибудь сходить. Это знаменательное событие. «Парная вечеринка». Даже Пайпер так его назвала, когда мы его обсуждали в начале недели. Смею надеяться, что она начинает думать о нас как о паре, даже несмотря на ее досадное бегство в прошлые выходные.

С тех пор прошла почти неделя. Прошло шесть полных дней с того момента, когда я ее видел в последний раз – и с тех пор я не могу думать ни о чем другом. Я все время представляю себе ее губы и то, как они слились с моими, словно мы были созданы для того, чтобы безупречно дополнять друг друга. Возможность ласкать ее, утешать ее, заставить ее довериться мне – пусть даже и ненадолго – была просто невероятной. И – черт побери! – я не могу перестать думать о ее груди и о том, как идеально она помещается в моей ладони. Блин, я не могу выбросить ее из головы даже на футбольном поле. Больше всего мне нравится держать в руках две вещи: футбольный мяч и Пайпер.

Нет, вообще-то три: футбольный мяч, Хейли и Пайпер.

Но смогу ли я их совместить? Смогу ли я совершить чудо и убедить Пайпер остаться?

У меня еще пять недель.

Я ерзаю в штанах и отвожу взгляд, прислушиваясь к разговору Гэвина и Гриффина, чтобы избавиться от эрекции. Мы сейчас в баре, но они спорят о том, что ели чуть раньше на ужин.

– Говорю тебе, это были не морские гребешки, – говорит Гриффин. – Это было мясо акулы.

– Блин, да какая разница? – спрашивает Гэвин. – И кому до этого вообще есть дело?

Гриффин качает головой: