Черные розы

Ее сексуальные вскрики, ее обжигающий взгляд, сладкое трение о ее бедро – все они достигают апогея и скидывают меня с обрыва вместе с ней. И впервые со школы я кончаю в свои чертовы штаны.

Я вытаскиваю руку из ее трусиков и глажу ладонями ее лицо, прежде чем обрушиться на нее губами, своими поцелуями благодаря ее за подарок, который она мне сделала. Она накрывает мои ладони своими, принимая мою благодарность. Ее пальцы скользят по моим рукам и останавливаются у меня на запястьях, большим пальцем она рассеянно водит по моему шраму.

Когда я отстраняюсь, она минуту восстанавливает дыхание. Потом, не отпуская моей руки, она переворачивает ее и снова прикасается пальцем к красному шраму.

– Как это произошло?

Я ненадолго прикрываю глаза, наслаждаяясь значимостью этого момента. Пайпер победит в битве со своим прошлым. И начало этому будет положено сейчас, когда я впущу ее в свое прошлое.

Я встаю и тяну ее за собой.

– Пойдем приведем себя в порядок. А потом я тебе расскажу.

Глава 21. Пайпер

Мы лежим на диване: я положила голову Мейсону на бедро, а он методично перебирает пряди моих волос. Не помню, чтобы я когда-либо была столь же расслаблена.

Может быть, это из-за мощного оргазма, который я только что испытала. А может, из-за устремленных на меня сильных голубых глаз. Может быть, я перевернула страницу.

Может быть.

– В общем. – Мейсон шумно вздыхает. Подозреваю, что он собирается мне рассказать нечто очень личное. – Основное ты знаешь. Они погибли в автомобильной катастрофе. Я был за рулем.

Мейсон замолкает, и, даже не глядя на него, я чувствую, как он качает головой.

– Меня отправили во временную семью, пока мне подыскивали постоянное место проживания.

– Это, наверное, было ужасно. Сочувствую.

Я вытягиваю шею и смотрю ему в глаза, чтобы он понял, что для меня это не просто слова. Не какая-то банальность. Это не просто фраза, которую я произношу, когда мне рассказывают о каком-нибудь неприятном событии. Надеюсь, мои глаза передают, что я воспринимаю это намного глубже. Что я понимаю, что такое боль. Что такое разбитое сердце. Полное уничтожение.

Мейсон кивает.

– Да. Боль от потери родителей была невообразимой. Но то, что было дальше, было еще хуже.

Он берет меня за руку и удерживает ее у меня на груди, проводя большим пальцем по каждому из моих ярко накрашенных ногтей.

Его лицо пронизано грустью, и у меня сжимается сердце. Я знаю, как тяжело рассказывать о травматическом переживании. Может, мне стоило держать свой болтливый рот на замке? И зачем я только его об этом спросила? Это нечестно с моей стороны. Потому что я не смогу посвятить его в свое прошлое.

– Мейсон, тебе необязательно мне рассказывать.

– Нет, я хочу рассказать, – произносит он, сжимая мне руку. – Иногда поговорить об этом даже помогает.

– Хорошо. – Я подбадривающе сжимаю в ответ его руку.

– В отчете судмедэксперта было написано, что они умерли на месте. Но неизвестно, была ли их смерть мгновенной. – Мейсон откашливается, с трудом сдерживая отчаяние в голосе. – Мне нравится думать, что была. Что они не знали, что происходит. Что у них не было времени подумать о смерти и о том, что они никогда больше не увидят своего единственного ребенка. Никогда больше не увидят друг друга. А ведь они были друг для друга любовью всей жизни.

Он делает прерывистый вдох. Его ладонь чуть крепче сжимает мою руку, и я замечаю, что она стала влажной.

– В ночь после похорон мне начали сниться сны. Мой разум взбесился, и каждую ночь показывал мне новую версию аварии, о которой я мало что помнил. Мое сознание заблокировало все, что произошло после того, как мы врезались в дерево. После того как я услышал треск разрываемой коры, когда твердая сталь с хрустом об нее смялась. Ночь за ночью беспощадные сны безжалостно являлись ко мне. Дошло до того, что я почти перестал спать. Моя успеваемость резко пошла на спад. Моя социальная жизнь прекратила свое существование. Я перестал участвовать в весенних тренировках. Каждый раз, когда я заново переживал во сне тот день, меня покидало желание жить.

Я провожу пальцами по его шраму. У меня нет слов. Не буду делать вид, что знаю, через что он прошел. Но я знаю, что такое утрата. Я знаю, что такое непереносимое горе. Я знаю, что такое кошмары. От скрипучих ноток в его голосе, от того, как он старается казаться сильным ради меня, хотя очевидно, что внутри он совершенно разбит – от всего этого мне хочется заплакать.

Но я не плачу. Я никогда не плачу ни о ком и ни о чем. Я не плакала ни разу с того дня.

Мейсон вздыхает и берет себя в руки.