Черный

Кристофер Дойл медленно пришёл в себя. Сквозь туман он разглядел бархатное полотно неба. В голове звенели тысячи колоколов. Сколько времени он пробыл без сознания? Может, не один час. Он так замёрз лежать на мокром песке, что тело свело судорогой, и он не мог или боялся шевелить пальцами. Сделав над собой усилие, Кристофер рывком поднялся, и его стошнило. Справившись с новым приступом тошноты, он поднял глаза к небу. Там, как всегда, не было звёзд. Висела бледная луна, мигали красные огоньки самолётов. Вдалеке за его спиной грохотал аттракционами парк развлечений, веселилась вечерняя Санта-Моника, а на небе не было ни единой звезды. Он застонал, пошарил по песку и нашёл пустой бумажник и ключи от машины. На руке не было часов. Дойл с трудом поднялся, как смог, отряхнулся от налипшего песка и тяжело побрёл на парковку.

Из-под щётки на лобовом стекле его серого «Порше» торчал длинный розовый талон штрафа за просроченную стоянку.

***

Кристофер нарочито громко захлопнул за собой входную дверь и замер посреди прихожей. Прислушался. Из глубины квартиры не доносилось ни звука. Дороти уже ушла. Он кивнул сам себе и ринулся через всю квартиру в гардеробную. В гостиной он отшвырнул стоявшее на пути кресло. Тяжёлое кресло перевернулось на журнальный столик и сшибло хрустальную пепельницу. Пепельница громко ухнула об пол, но Кристофер этого даже не услышал. Срывая с вешалок дорогие костюмы, он выворачивал карманы пиджаков и с проклятьями кидал одежду на пол. «Ну, где она? Где?!!!» Руки тряслись от бешенства: записки с номером Рэчел не было. Он продолжал рыться в карманах одних и тех же пиджаков, снова и снова. Без толку. В конце концов он устало опустился на пол. Взгляд его шарил по полкам и коробкам с обувью, на миг застрял на «Джон Лобб», вспоминая, что именно, помимо туфель, хранилось внутри; отправился дальше. Нет, записки нигде не было. Голова раскалывалась, перед глазами плыли цветные пятна.

«Твою мать!» – заорал Дойл и пнул ногой опору рейлинга с брюками. Рейлинг тяжело пошатнулся и рухнул вниз. Кристофер окинул безучастным взглядом ворох одежды на полу и вдруг заметил крошечный бумажный уголок, торчавший из кармана голубых джинсов. «В этих штанах я вышел отсюда в самый первый день», – вспомнил он. Рывком потянулся, выдернул клочок бумаги из кармана.

Да. Вот он, номер; самый важный номер на свете. Однако, видимо, бумага каким-то образом намокла, и цифры расплылись настолько, что прочитать их было невозможно. От напряжения у Дойла заныли глаза, но ничего разобрать он не смог. В ярости он разорвал бумажку в мелкие клочья, вскочил на ноги и побежал в спальню.

Он содрал с кровати простыни и швырнул их в мусорную корзину. Затем стащил тяжеленный матрас. Сначала у него мелькнула мысль выкинуть его из окна. Он отбросил занавески, прижал лицо к стеклу и недовольно оглядел круглосуточно гудящий автомобилями Сан-Висенте. Пришлось волочить матрас в лифт, затем в подвал – к мусорным бакам.

Вернувшись, Кристофер окинул взглядом кровать. Деревянный скелет, голая спинка изголовья. Зло усмехнулся. Не раздеваясь, он улёгся прямо на дощатый каркас и впал в забытьё на несколько часов.

Кристофер проснулся глубокой ночью. Он раскрыл глаза и понял, что весь перепачкан песком. Во рту – омерзительный вкус, голова трещала. Но он почему-то думал о Тренте Крейвене. Превозмогая боль и гадливость, он встал. Спину ломило.

***

– Трент, твою мать, да что с тобой?!! – Пита Догени трясло. Его длинное лицо было пунцовым от бешенства. Крейвен прекрасно понимал, отчего тот злился. Он и сам бесился на себя: забывал текст, не мог попасть в ноты, пропускал такты. Все мысли его были заняты минувшими событиями, и это не добавляло продуктивности. Гитарист Руди, красавчик с ухоженными золотистыми волосами, болтал во рту электронную сигарету и выжидающе глядел на Пита и Трента прищуренными прозрачными глазами. Его кличка в группе была «Тор» из-за поразительного сходства с актёром, игравшим скандинавского бога в популярном фильме. Он сидел на стуле, рядом со стеллажом сэмплеров Трента. Ловкие пальцы продолжали ощупывать натянутые струны у грифа, скользили по ладам, беззвучно подбирая аккорды. Время шло.

– Сейчас. Все нормально, – кивнул Трент. – Я сейчас соберусь.

– Налей ему, наконец, Пит, – хрипло кинул Руди.

– Что? – Пит вытаращил на гитариста глаза.

– Налей ему вискаря полстакана – он придёт в себя! Ну, ты видишь, он весь дёрганый какой-то. Давно бы уже бухнул, и записались бы! – воскликнул Руди. – Трент, ну че за хрень? Весь день сидим.

Он снял с плеча гитару, вынул из-под стула бутылку Джека Дэниелса и протянул музыканту. Трент неуверенно помотал головой.

– Я… я не пью… ты знаешь.

– Слышишь, Тор, он не пьёт! – взмахнул руками долговязый Пит. – Отвяжись от него!

– Да ладно там, – Руди подкатил глаза. – Знаю я вас… «не пьёт». Давай, Трент, не тяни время, пей. Ты че, больной? Нет? Ну, в чем тогда проблема?