Черный Арагац

Ардашев поднялся и пропустил пассажира вперёд.

Попутчик долго возился у ног Клима и, вынув пачку белых салфеток, вышел в коридор вместе с мальчуганом.

Шторка отъехала, и за ней опять возникла брюнетка.

— Не будете ли так любезны отворить окно? — попросила дама студента.

— Конечно.

Клим попытался поднять окно[6], но оно заело и никак не хотело поддаваться. Послышалось открывание двери, и возник купец с сыном.

— Давайте я вам помогу, — выговорил вошедший и тоже принялся бороться с рамой, сдавшейся в конце концов под напором двух мужчин.

— Ну вот, — облегчённо вздохнул Бессарабов. — Теперь будет не так душно.

— Папа, мне опять в нужник надобно, — проскулил мальчик.

— Да что же такое с тобой, Гришенька? Говорил же тебе не ешь немытые сливы. А ты не послушался. Теперь вот бегаешь… Ну что ж, делать нечего, идём…

Отец с сыном вышли, и в купе возникла неловкая тишина.

— Вы не будете возражать, если я закурю? — спросил Ардашев.

— С удовольствием составлю вам компанию, — пропела Вера Александровна, и у неё в руке оказалась пахитоска.

Студент учтиво поднёс даме огонёк спички и закурил «Скобелевские».

Вновь появился отец с сыном. Усаживаясь, купец вынул платок и, промокнув потный лоб, сказал:

— Хорошо, что взяли первый класс. И нужник имеется, и умывальник. Очереди нет, как во втором классе. Хоть и общие удобства, но зато они имеются. Знаете, мне много приходится колесить по рельсам. И больше всего возмущает наша Ростово-Владикавказская железная дорога. Вроде бы частный капитал, акционерное общество, а на всех тридцати восьми станциях нет ни одного современного ватерклозета. Только уличные, деревянные, сколоченные из грубых досок… И все пассажиры третьего класса во время стоянки на станциях выстраиваются в очередь. На барышень смотреть жалко… Понять не могу, отчего у нас так в России? — выговорил Михаил Петрович и тоже задымил папиросой.

Климу не хотелось пускаться в рассуждения. Он лишь кивнул согласно и промолчал.

Свежий ветер врывался в купе вместе паровозной гарью, оставляя сажу на стенах и вещах пассажиров.

— А как вы относитесь к коньяку? — поинтересовался негоциант.

— Вообще-то положительно, но день только начался, и думаю, мне пока не стоит, — смущённо вымолвил молодой пассажир.

— А вот здесь я с вами, сударь, не согласен, — покачал головой Михаил Петрович. — Вы позволите мне вновь пробраться к саквояжу?

— Прошу.

На столике возникла серебряная фляжка, три рюмки и коробка шоколадных конфект. Бессарабов очень проворно их наполнил.

— Друзья, предлагаю выпить за знакомство!

— Разве что одну, — сдался Клим.

— А я с большим удовольствием! — улыбнулась Вера Александровна.

— Папа, а можно мне конфекты? — вопросил мальчик.

— Конечно, Гришенька, бери.

— Ага, спасибо.

— Кушай на здоровье.

Бессарабов вновь налил коньяк, но в этот момент Вера Александровна проронила:

— Клим, а вы не могли закрыть окно. Я просто задыхаюсь от угольного смрада. Встречный ветер забивает к нам гарь, и, если так пойдёт дальше, мы станем чумазыми, как негры.

— Дышать нечем, — пожаловался мальчуган.

Ардашев поднялся и опустил окно. Понимая, что спокойно читать уже не получится, он отомкнул саквояж и, убрав книгу, закрыл его, сунув под стол.

— Предлагаю выпить за удачу. Пусть она сопутствует каждому из нас!

— Благодарю, но я, пожалуй, пропущу, — начал отнекиваться студент.

— Ну что же вы? Такой приятный молодой человек и отказываетесь поддержать одинокую даму? — улыбаясь лишь уголками глаз, проронила сестра Бессарабова.

— Одинокую? — вырвалось у Клима.

— Моя сестричка очень разборчива, — горько вздохнул купец. — А как хочется племянника или племянницу!

— За любовь! — подняв бокал, вымолвила красавица, не отводя своих больших глаз от Клима.

И студент, точно находясь под действием гипноза, прошептал:

— За вас Вера!

— Отличный коньяк, не находите? — наливая следующую рюмку, спросил попутчик. — Греческий. Выдержанный. Признаться, я не большой любитель греческих вин. Им далеко до французских. А вот коньяки Эллады уважаю. Вы угощайтесь конфектами. Вот эту попробуйте, в обёртке, с миндалём. Под коньяк лучше не придумать.

— Что-то совсем не хочется сладкого.

— А из моих рук? Неужели отвергните? — пропела дама, точно морская сирена из древнегреческих мифов.

— Как можно вам отказать? — пролепетал Клим, выпил коньяк и позволил Вере положить в его рот конфетку.

— Ам! Умница! — воскликнула она и улыбнулась.

Попутчица достала пахитоску, ожидая, пока Клим поухаживает за ней. Закурив, она провела рукой по открытой груди своего декольте и верхняя пуговица случайно расстегнулась. Студент откинулся на спинку дивана и, почти не стесняясь, любовался своей визави. Её образ растворялся в клубах ароматного дыма. Ардашеву вдруг показалось, что он невесом и может легко парить под потолком, как комар или бабочка.

— Папа, мне опять плохо с животом, — пожаловался мальчуган. — Пойдём.

— Прямо беда с тобой, сынок. Ну что ж, делать нечего…

Отец и сын вышли. Дверь закрылась.