Скрывала она, равно как и все ее работники, лишь собственную личность, лицо и даже голос. Так, чтобы годами оставаться неузнанной и в спокойствии жить в самом сердце Делориана, не срываясь в поисках нового безопасного места.
Комендант поднимается с кровати и присаживается перед ней на одно колено.
— Послушай, — она поворачивается за звук его голоса, — ты должна выслать свою дочь из страны, как можно скорее. Вот что сейчас важно.
— Дочь? — Лактис в растерянности смаргивает. — Но ведь она не абаддон, она даже не полукровка. Ее отец был человеком, и она тоже человек. У нее нет никаких способностей, поверь мне!
— Я знаю, что нет, — насколько возможно спокойно шепчет он и с осторожностью отодвигает руку, вцепившуюся ему в плечо. На черном плаще остаются пятна краски, повторяющие очертания женской ладони. — Я знаю, что дети женщин-абаддонов от людей рождаются людьми. Но она человеческая девочка, которая всю свою жизнь прожила среди абаддонов, и была воспитана ими, она знает о вас все, Лактис. Если кассаторы схватят ее и промоют мозги — поверь мне, это они умеют, — а потом отправят на обучение, то получат бесценного следопыта. Она сможет не только находить одиночек, но и раскрывать целые гнезда вроде вашего. Посмотри на меня, — он берет ее перепачканные ладони в свои и дожидается, пока их глаза встретятся, — ты столько лет помогала таким, как ты. Теперь пришло время помочь всем и, в первую очередь, твоему ребенку. Отправь ее в Теллону, пока не слишком поздно. Даже если Орден как-то о ней узнает, оттуда им ее никто не выдаст.
— Но у меня никого нет в Теллоне, — Лактис качает головой и свет, отражающийся от золота в ее волосах, играет на стенах. — Куда я могу ее отправить?
— Моя мать сейчас живет в Клермоне. Ей приходилось иметь дело только с мальчишками, думаю, она будет рада девочке. Я могу сделать проездную грамоту на поддельное имя и другие документы, так она сможет проехать напрямик через Штолцервальд и не делать крюк через Гренну и Ферран. Довези ее до границы сама, или поручи тому, кому доверяешь, а там посади на купеческий караван до Клермона, они ходят часто. Вот только, боюсь, — он в задумчивости трет щетину на подбородке, — чтобы избежать вопросов, ей придется выдать себя за мою внебрачную дочь.
Несколько мгновений Лактис смотрит на него в растерянности, прежде чем коротко прыснуть в руку.
— О, боги… Не могу понять, завидовать твоей жене или, все же, сочувствовать? — ее лицо вновь становится серьезным. — Ей всего десять, моей малышке, а я должна отправить ее туда одну, в незнакомую страну? Я думала, что смогу быть ей хорошей матерью, что за столько лет жизни я успела подготовиться, но, выходит, я испортила ее жизнь уже тем, что родила ее?
— Посмотри на меня. Не отворачивайся. Ты хорошая мать, Лактис, и ты спасешь от выродков из Ордена свою дочь и всех тех, кого они могли бы схватить с ее помощью. А как только все успокоится, она вернется к тебе. Я клянусь. Клянусь, слышишь?
Лактис кивает, приоткрывает рот, но тут же закрывает вновь. Дитриху прекрасно известно, она хочет спросить — как долго? — но она не хочет знать ответ. Куда лучше продлить блаженное неведение, в котором возможен любой исход и можно вообразить себе, будто он хорош.
Ее руки трут обнаженные плечи, словно, несмотря на духоту помещения, ей вдруг стало очень холодно.
— Ты столько лет покрываешь нас и помогаешь прятаться, а я так до сих пор и не спросила… — она заминается, смотрит на ровно горящие огоньки в лампах, зубами снимает чуть золотой краски с нижней губы, но договаривает: — Что будет с тобой, если все это раскроется?
Он поднимается с пола и садится обратно на кровать, упирает невидящий взгляд в расписную ширму, притаившуюся в темном углу.
— Я предпочитаю об этом не думать.
— Тебя обвинят в государственной измене и казнят. И даже император не сможет помочь. Ведь я права?
— Он не захочет мне помочь, — Дитрих и сам слышит излишнюю резкость своего голоса, но ничего не может с этим поделать, — потому что доверяет мне, больше, чем любому другому человеку в империи, а я сделал все это за его спиной. А если и захочет, я не приму его помощи по той же причине.
— Я знаю, что ты не хочешь говорить обо всем этом, и обычно я потакаю тебе, но мне больно видеть тебя бичующим себя, хотя я знаю, что мы все еще живы только благодаря тебе.
— Я поклялся защищать жителей империи и помогать им, а вы — одни из них. А теперь, — комендант все же поворачивается к ней, — я буду признателен, если ты… Продолжишь потакать мне, и больше мы не станем говорить об этом. Я подготовлю документы для девочки за пару дней, а ты пока объясни ей, что к чему, но постарайся не напугать.
В неуютной тишине он встает со своего места.
— Сколько у тебя самого детей, Дитрих? — вдруг спрашивает Лактис, подняв на него глаза.
— Трое.
— Ты и без меня знаешь, что во время Бунта и других волнений абаддонов власть Ордена растет как паршивая опухоль на теле Делориана. Никто не защитит твоих детей, если тебя казнят как изменника.
Он чувствует ее взгляд на своей спине, когда вновь берется за ключ.