Черный Дракон

— Постой, — Ада не выдерживает и вновь обращается к Коннору, когда мысли начинают обращаться к тому, что ночью натворила она сама. — Но как они могут быть кузнецами, если даже огня не разжигают в своем царстве?

— Иногда разжигают, — их сапоги почти соприкасаются, когда лошади вновь равняются друг с другом, — но мудрено. Нельзя в кузне окна делать, да и двери открытыми держать, пока огонь горит. И кто попало его разжигать не может, да и кузнецом быть. Только мастер, семье которого свое разрешение еще первый царь выдал. У них с этим строго, сам ты не выбираешь, кем становиться, с кем свадьбу играть и тому подобное…

— Будто здесь это иначе… — она успевает отвернуться прежде, чем он с удивлением смотрит на нее, и делает вид, будто ее привлекло что-то на поверхности реки. — Ну, то есть…

— Гляди, — Коннор усмехается, — мы вон с тобой выбрали против того, что за нас другие решали. Я теперь от Ордена похлеще абаддона мыкаюсь, а ты что? Станет кто тебя искать хоть?

— Нет, — не моргнув, врет Ада. — У родителей и другие заботы есть, не я одна. Узнают, что жива, да и успокоятся… Не принцесса ведь в самом деле, чтобы с собаками разыскивать, — она вздрагивает от неожиданной боли и лишь тогда замечает, как сильно сжала кулак. На бледной ладони остаются красноватые лунки от ногтей.

— Плохо. Для нас-то хорошо, вернее, — поправляется он, — но паршиво, когда можешь взять и исчезнуть, а о тебе и не побеспокоится никто. Неважно, принцесса ты или служанка...

Ада сглатывает и чувствует непрошенный горький ком, вставший в горле.

— Я их так и не видела никогда, — через силу она улыбается. — Еще когда в Венерсборг ехали, думали на корабле гномьем добраться. Только не по этой реке, а по той, второй, которая на севере. Мы на постоялом дворе остались, а сир Авил пошел с капитанами договариваться, — Ада тихо прыскает, уже по-настоящему, — а вернулся злой такой, весь красный как рак. Разругался со всеми там, решил, что они нас ободрать хотят, а потом еще глотки во сне перерезать, ну и остальное добро прибрать. Настоящий северный упрямец. Вот так мы по суше и поехали… Расскажи еще, — просит она, — про гномов.

Ада видит, с каким напряжением он пытается вспомнить хоть что-то, лишь бы вновь нарушить гнетущую тишину, и едва не прыскает при виде чуть порозовевшего от стараний лица. Осечься ее заставляет воспоминание о положении, в котором они оказались. Впереди фигура рыцаря все сильнее блекнет за стеной молочного тумана, своими сырыми пальцами забирающегося под одежду, на коже оставляющего следы из мурашек.

— Если девушку эльф поцелует, — меж тем вспоминает Коннор, — замуж ей уже не выйти. Все женихи, какие есть, перемрут как мухи.

— Всего-то от поцелуя?

Лишь слыша собственный голос Ада понимает, что же именно говорит, но уже не успевает сдержать слов. Дыхание перехватывает, а губы горят жарче, чем щеки, и она яро просит богов, чтобы каким-то чудом Блез не слышал ее слов.

— Всего-то? — переспрашивает Коннор, к облегчению Ады, не глядя на нее. — Удивительно еще, что по их мнению эльфы хоть дышат без убийственных последствий...

— Главное забыл.

Будто нарочно именно сейчас, сзади слышится хрипловатый от долгого молчания голос. Коннор поворачивается через плечо и, лишь следом за ним, Ада позволяет себе то же.

— Это что же?

— Если эльф попадет в гномье царство, — выбившаяся прядь волос падает прямиком ему на лицо, но Блез не заправляет ее обратно, позволяет немного прикрыть разбитую скулу, — то сами гномы побегут наперегонки занимать свои места в фамильных склепах. Это для них значит, что вот-вот свод обрушится им на головы.

— Так значит, — Коннор приподнимает бровь и оборачивается к нему всем корпусом, — эльфов у них там за столько лет так и не побывало?

— Разумеется. Раз уж великие царства целы, — Блез ухмыляется и тут же чуть морщится, потянув разбитый уголок губы. — Нет ведь у тебя поводов сомневаться в правдивости гномьих выдумок, рыжий?

Тот тихо прыскает:

— Если все как ты говоришь, я бы лучше послушал, как ты сам думаешь пробираться в Двинтилий, когда до него доберемся?

— Надеялся на своих ногах, но там уж поглядим, как с сиром отношения сложатся. Не захочется ли ему мне их переломать или еще что.

— Перед царской стражей тоже язвить начнешь, а она и не заметит, что ты сраный метис?

— Я квартерон, а не полукровка, — Блез запрокидывает голову набок и убирает волосы. Когда он заговаривает вновь, кадык на не сокрытом одеждой горле плавно движется под кожей. — Борода хоть и не растет, но, сам посмотри, уши круглые, — наемник вновь выпрямляется и встряхивает головой. — Эльфов в гномьих царствах тысячелетиями никто не видел. Хорошо если чистокровного признают, а смески на Материке только после Прибытия и появились.

— Твоя правда.

Коннор разворачивается обратно и тут же привстает в седле, сощурив глаза:

— Лодур бы побрал этот туман… Добрались!